Miss Lucifer (Poison Girl)
© Nixie
I just wanna walk right out of this world
‘Cause everybody has a poison heart
And I’d never dreamed that I’d meet somebody like you
And I’d never dreamed that I’d need somebody like you
We’ve been slaves for this love
From the moment we touched
I’d never dreamed that I’d love somebody like you
All I ever wanted and all I ever needed
Is here in my arms
All I ever wanted is you my love
And you are my heaven tonight
In 666 ways I love you and I hope you feel the same
I’m killing myself for your love
In 777 ways I love you till my death do us apart
I’m for you – and I’m dying for your love
I’m for you – and my heaven’s wherever you are
You’re gone with the sin my baby
And beautiful you are
And the taste of a poison on your lips
Is of a tomb
Love’s the funeral of hearts
And my heart stops beating only for you baby
So bury me deep inside your heart
We’re so close to the flame
Burning brightly
It won’t fade away
Leave us lonely
But I know it and I feel it
Just as well as you do honey
Death’s in love with us
Я всегда не любила шпильки. С юности. Даже не просто не любила – ненавидела. И ситуации, когда необходимо было истязать мои бедные ножки этим приспособлением, обычно всегда заканчивались чем-нибудь необычным. В тот день именно мысль о возможном необычном исходе согревала мою падшую, уставшую душу. Потому что не помогало уже ничего: ни горячий кофе, ни тем более мои любимые вишнево-мятные конфетки. Их я люблю с той же самой юности. А после тех самых событий они мне об очень многом напоминают… Н-да, заговариваюсь.… Так вот, мне не помогало ровным счетом ничего. Нет, ну я, конечно, не нервничала. Не для того явилась. Мне эта поганая вакансия была нужна как нимб дьяволу. Повторяю, не для того явилась. Моей целью был работодатель, молодой, но уже очень состоятельный мужчина. Почему их выбор пал именно на него, я была не в курсе, да и какая разница – мое дело маленькое. Раз-раз – и готово.
В общем, мне пришлось торчать в этой просторной строгой приемной, сидя на ослепительном диване из черной кожи. Искусственной, между прочим. И ладно бы просто сидеть и просто ждать. Нет. Я была наглухо запакована в строгий серый костюм, белую блузку и эти ужасающие шпильки, на которые я, впрочем, возлагала хрупкие надежды. Только блузка из всего этого кошмара заслуживала маленькую частичку нежности с моей стороны, ведь она была белая. Белый, кроваво-красный и черный – три моих любимых цвета, любое отклонение от которых изрядно портит мне настроение.
Я одну за другой поглощала вишнево-мятные конфетки, иногда наблюдала боковым зрением за хорошенькой секретаршей и пару раз смотрелась в зеркало. Ничего особенного я там не видела. Это наверху я очень-очень даже, а тут… Карие глаза отливают зеленым, темные волнистые волосы собраны в строгий пучок (еще одно возмущение дня), нос нормальный, губы тоже вроде нормальные, очки в темной оправе (каждый раз, когда спускаюсь, на глаза как будто пелена находит…). Ничем не выделяющаяся из толпы девушка 21 года, ожидающая разрешения войти в кабинет и предложить свою кандидатуру на очень-очень важный пост младшего программиста в небольшой фирме.
Наконец, из-за двери вышла девушка, так же как и я пытающаяся найти работу. Секретарша сладеньким голоском предложила мне войти, я не менее сладенько улыбнулась и вошла. Осмотрелась. Обычный строгий кабинет, ничего лишнего. За столом, безукоризненно опрятном, мужчина лет 30. Наконец-то… Я закрыла за собой дверь, решительно подошла к нему. Все случилось быстро и аккуратно: указательным пальцем в шею, легкое движение белых зубов и все – дело сделано. Перспективный мужчина больше не будет радоваться теплому солнышку и красивой луне. Не в этой жизни, как говорится…
Я появилась перед Полом и села к нему на стол, приготовив ногу к возможному прямому контакту с его мордой. Мало ли что…
- Добрый вечер, Ада. С удачной охотой!
- Разве это охота? Так, развлечение для новичков.
- Тебе не кажется, что в белом ты выглядишь слишком невинно?
Нет, Пол, не кажется. Я об этом знаю. Это мое любимое платье, белое, легкое и струящееся. Абсолютно не ощущается на теле, особенно после этого мышиного офисного доспеха. Рассказывать Полу об этих подробностях я не собиралась и ограничилась улыбкой. Он улыбнулся в ответ, обнажив белые клыки. Я языком пощупала свои. Такие опасные для других, мне они не доставляли никаких неудобств. Естественно, свои клыки не колют.
- Как всегда обворожительна, Ада. Как тебе это удается? Пока не нашла себе кого-нибудь там?
Подлизывается, чувствуется по сладеньким ноткам в голосе. Ничего, Пол, нога моя хоть и босая, но в случае чего оставит на твоей морде такую вмятину, Люциферу молиться о выздоровлении будешь до скончания веков. Ну, посвящать Пола в свои планы у меня желания не было, и я снова по возможности мило улыбнулась.
- Знаешь, Ада, не хочу тебя расстраивать, но эта охота была для тебя сегодня не последней.
- Что? Что значит не последней?
- Нужно забрать еще одного.
- Ангелы бы тебя побрали, Пол! Сегодня я никуда не пойду. Завтра, но не сегодня.
- Не ругайся, Ада. Дело легонькое. Никаких усилий.
- Ты об усилиях рассуждаешь? Ты же этого никогда не делал!
- И никогда не буду. Такая уж моя участь. Но его нужно забрать именно сегодня. Уж не знаю, почему, но именно сегодня. А я тебя вознагражу по возвращении…
- Катись ты в рай с нимбами со своими вознаграждениями! Нужен ты мне очень…
Ладно. Хорошо хоть не переодеваться и не косить под человека. Одна радость моей падшей душе, не нужно будет мучаться. Объект спал, и необходимости подбираться к нему и обманывать его бдительность не было. Тем лучше. И тем быстрее. Не нужно чапать на своих двоих до места назначения. Можно просто войти в окно…
Комнату заливал серебряный лунный свет, освещая бардак на полу и большую кровать. Он спал один. Как он выглядит, сколько ему лет, я не имела представления, да и зачем. Пол был прав, все действительно очень просто. Я подошла к кровати и взглянула на спящего. У него была синеватая кожа, словно у мертвеца. И неестественно темным пятном выделялись губы. Виной всему лунный свет. Я подошла ближе, откинула от его шеи пряди спутанных волнистых волос и наклонилась к нему. Вдохнула его запах. Помимо привычного запаха крови я ощутила запах его кожи, перемешанный с запахами мяты, сигарет, кофе, снега, геля для душа и много еще чего. Вкусный объект попался. Ведь я больше никогда его не увижу… И вот так всегда. Мое дело прийти, укусить, доставить. Все. Об этом человеке я не знала абсолютно ничего. Наконец, облизнув губы и нащупав стучащую артерию, я осторожно прикоснулась к ней клыками, прошла сквозь нежную кожу и ощутила вкус крови. Добро пожаловать в наш мир.
Я открыла глаза в своих личных апартаментах. Светило солнце и слепило глаза. В особняке ни звука, я абсолютно одна, как всегда, впрочем. Заморачиваться по поводу наряда я не стала, осталась в длинной белой ночнушке на тоненьких лямочках. В завтраке я не нуждалась, наелась за вчерашний день. Значит, есть время для цветов.
Мое уединение нарушил Говард. Это был высокий вампир с копной рыжих волос, россыпью веснушек на улыбчивом лице и яркими синими глазами. Он постоянно играл улыбкой и общался даже с самыми никчемными и низшими из тех, кто населял это место. Кроме того, это был единственный вампир из всех, кого я знала, который нормально чувствовал себя при солнечном свете. Наверное, если бы ко мне вздумал явиться не он, а кто-нибудь другой, ему бы не повезло…
- С утречком, Ада!
- Привет, Говард. По-моему, все знают о моем отношении к внезапным утренним визитам.
- Да, Ада, ты права. Но у меня то, что тебе не понравится. Сразу высказывать?
- Валяй, давай, и быстрее.
- Помнишь, вчера ночью ты забрала одного прямо из постели?
- Ну да. Последний.
- Да. Ты должна его взять.
- В смысле?
- Именно ты должна его подготовить.
- Я?! А разве не вампиры этим занимаются?
- Вампиры. Но им должна заняться ты. Не знаю, почему, честно. Мне приказали, я передаю. Все, Ада, я пойду. Удачи тебе.
Замечательно. Теперь я должна возиться с новичком и учить его жизни. Новой жизни. Замечательно!
Я вернулась в дом, надела кроваво-красную маечку с тремя ниточками вместо спины, черные брюки. С волосами возиться не хотелось, и они остались болтаться длинными темными спиралями за спиной. Нацепила легкие босоножки. Потом перенесла себя к замку вампиров.
Царила мертвая тишина. Я явилась в самый разгар летаргического сна. Двери бесшумно открылись, пропустили меня и так же бесшумно закрылись. Да, жутковато. Вампиры не переносят солнечного света, поэтому все огромные окна были плотно закрыты. На стенах горели факелы, тихо потрескивая и отбрасывая черные, мягко колебавшиеся тени на темные стены. Вообще-то обычно и этого-то не было, но меня здесь явно ждали. Я пошла по запутанным коридорам старинного замка, ориентируясь на наличие горящих факелов. Когда я уперлась в массивную деревянную дверь, я почувствовала одурманивающий запах кожи и поняла, что моя последняя жертва здесь. Ну да, очень на них похоже. Просто привести меня к нему и бросить на произвол. Ну конечно, у них же там летаргический сон, как же их можно потревожить! Надо бы прицепить к ним по нимбу и отправить к ангелам. Там-то они отдохнули бы по полной программе…
За дверью полумрак, в дальнем конце комнаты дергается пламя чахлой свечки, отбрасывая скудный дрожащий свет на не менее дрожащую фигуру на постели. Вообще-то света он бояться пока не должен.… А кто его знает, подохнет еще, меня же потом обвинят.… Нет, надо проверить.
Фигура уставилась на меня, услышав, как я вошла. Он и сейчас продолжал смотреть. Я взяла свечку, посветила в его серо-зеленые глаза. Никакого характерного для вампиров желтого ободка на радужной оболочке я не заметила. Значит, можно осветить это чудо…
Лучше бы я этого не делала.… Передо мной на кровати сидел абсолютно голый… Полувампир, что ли… Тощий, истатуированный, напуганный, замерзший и не делающий абсолютно никаких попыток прикрыться. Хоть чем-нибудь. Ну хоть руками! У меня тоже инстинкты есть, между прочим! И я его, вот его должна буду воспитывать.… Ох, Люцифер, за что мне это…
Глазищи у него какие… Человеческие совсем, без желтизны, зато с зеленью. Огромные, близко посаженные, испуганные такие.… И запах, запах. Адреналин на всю комнату. Прикрой ротик, чудо! Неприлично так на девушку таращиться, милый.
Словно прочитав мои мысли (кто его знает, опять же), он захлопнул рот, заморгал (но глаза не уменьшил) и смущенно принялся искать, чем прикрыться. В моей падшей душе сверкнула жалость, и я милостиво от него отвернулась, пытаясь открыть тяжелые деревянные ставни. Двигать предметы мыслью на чужой территории я не умею, поэтому чуть не обломала все ногти об деревянную дрянь. А еще я не могла достать до задвижки на правой ставне.… В конце концов, он сам мне помог. Он был обмотан какой-то черной тряпкой и явно чувствовал себя увереннее. Я распахнула ставни и впустила в комнату солнечный свет. Он смешно сморщился от яркости и заслонился большой кистью с длинными пальцами. Пока он привыкал к свету, я его осматривала. Высокий, худой, с широкими плечами и тоненьким тазом. Мышечный состав в наличии, но небогатый. Бледная кожа, волосяной покров не особенный: грудь лысенькая, ножки лысенькие. Всю левую руку от плеча до кисти обвивает темно-синяя татуировка, на правом запястье сердечко, вокруг маленького левого соска какая-то непонятная загогулина, в самом низу живота нечто похожее на пентаграмму с завитушками. На обеих ногах по татуировке, но они плохо видны. На правой руке много родинок. Убери ручонку.… Да, лицо необычное. Светлые брови домиком нахмурены, темные губы немного приоткрыты, небольшой нос, ноздри слегка дрожат. Серо-зеленые глаза в пушистых ресницах немного прищурены, так же внимательно рассматривают меня. Взлохмаченные темные волосы вьются и падают непослушными прядями на бледное лицо. Красивый он. Красивый. Вот только какой-то необычной, неправильной красотой. Таких я еще не видела. Если его одеть, прикрыть ножки и худенькую грудь, то получится очень даже. Не идеально, конечно, с вогнутой переносицей, слишком близко расположенными глазами, но такой, каких очень мало, каких не встретишь просто так на улице. Эксклюзивная у него красота, не такая, как у всех, нестандартная. А еще он так смешно разглядывает меня все это время.… И так смешно морщит небольшой носик.… На вид не больше 25. И снова, кто его знает…
- Привет.
Подал голос. Молодец. Улыбается, немного опустив кончики губ вниз. И ямочки.… Да, его сила не только в восхитительном запахе…
- Привет.
- А как тебя зовут?
Как меня зовут.… Не где я, не почему я тут, не когда я вернусь назад. И даже не кто ты. Как тебя зовут…
- Ада.
Я как бы невзначай провела языком по белым клыкам. Он осекся, снова распахнул рот и сел, глядя на меня снизу вверх. Опять адреналин. Я достала вишнево-мятные конфетки, положила одну в рот. Именно тогда я подумала, что он сам вишнево-мятный: бледная кожа и яркие губы; белое с красным, обрамленное темным… Мои любимые цвета…
- Хочешь?
Мотнул головой. Глаза настороженные, любопытные, но уже не испуганные.
- Где я, Ада?
- Ты? Ну, скажем так, у этого места нет названия.
- Ага.… Ну, не ад, уже хорошо. А я умер?
- Официально – не совсем. А как тебя зовут?
- Вильгельм.
- Вильгельм.… Слишком долго… Вильгельм…
- Можно Вилле…
- Отлично. Будешь Вилле. Вилле… Мне нравится.
- Мне сказали, что ко мне придет наставник…. Кто это будет? И когда?
- Я твой наставник, Вилле.
- Ты?!
- Не надо так ухмыляться! Это не смешно. Ты мой первый подопечный, и чтобы я не разозлилась, ты должен следовать моим правилам. Никаких вопросов, никаких возражений. Надо будет – сама расскажу. Давай сделаем наше общение приятным.… И не нужно так похабно улыбаться! Сделай серьезное лицо. Еще серьезнее. Слушай. Меня зовут Ада. Именно я доставила тебя сюда… Закрой рот, сама все расскажу!
- Ты вампир?
- Нет.
- А клыки?
- В общем.… Есть, короче, такая легенда. Когда падший ангел Люцифер… Что, не знал, что Люцифер – падший ангел?
- А я думал…
- Это ты думал. А здесь все создано задолго до тебя.
Я вкратце описала ему ситуацию. Ну что можно сказать… Вампиры существуют вовсе не вечно, как думают некоторые. Они существуют всего ничего: с момента падения Люцифера. Любвеобильный был товарищ, я так думаю. И одним из следствий его любвеобильности стала дочка, которая забирала у людей их энергию с несколькими каплями крови, превращая мужчин в подобных себе, но с еще большей жаждой крови. В вампиров, то есть. Так вот и повелось. Вампиры развлекались с девушками, порождая.… Скажем, темных девушек. А темные девушки, кусая мужчин, либо забирали их энергию целиком и делали из них вампиров, либо, забирая часть, просто насыщались. Кстати, темные девушки не имеют возможности родить непосредственно. Но, хм, то, что предшествует зачатию… Ммм, процесс зачатия… Им доступен. Короче, потом это превратилось в… ну, типа, охоту. Темные девушки посылаются к людям, чтобы забрать оттуда кого-нибудь. Каким образом выбирается жертва, я не в курсе. Да и какая разница. Мое дело маленькое, я говорила. Мне этот процесс напоминает подсмотренный где-то внизу сериал про Никиту. Ее тоже периодически посылали кого-нибудь замочить. Только у нее пушка, а у меня зубы. И еще левый палец указательный. Тыкаешь им в шею, и объект отрубается. Своеобразная анестезия. Мы существа гуманные.… Ну, про Никиту и палец я Вилле не рассказала, это так, маленькое дополнение. Зачем его пугать раньше времени? Успею еще. И так, вон какие глазищи. Хлопают так, хлопают. Не верит. Ну… Я же не настаиваю. Все приходит со временем.
- И что, ты прямо вот так вот спускаешься.… Или поднимаешься… Короче, к людям, и кусаешь всех подряд?
- Нет. Понимаешь, у нас тут целая иерархия. Адская иерархия. Есть высшие, есть низшие вампиры…Короче, я получаю… Ну, типа, заказ, и иду его выполнять. Таким образом, вампиры продолжают свой род. Это часть ада, Вилле. Мы убиваем людей, чтобы насытиться. И очень скоро ты станешь таким же. В твоей крови уже есть этот вирус.
Шок. Он в шоке. Все это время он, похоже, воспринимал все это как смешные истории, рассказанные в вытрезвителе. Какие глаза… Ты боишься меня, хотя сам ты – часть меня. Скоро и ты будешь бояться солнца, демонстрировать острые клыки и пить теплую кровь. И сейчас ты в это не веришь. И, наверное, все не верят…
Он молчал. Я тоже молчала. А что говорить? Если бы мне сказали, что я стала человеком и больше не смогу попробовать теплой кровушки, я бы тоже была в шоке.
Однако надо бы его одеть. Холодно ему, наверное. Да и мне неуютно. Прости, Люцифер, но плотские удовольствия и нам не чужды. Надо, надо одеть. Обязательно. И побыстрее. Как можно быстрее.
- Вилле, пошли.
- Куда?
Он такой милый. Даже язык не поворачивается обозвать как-то его взгляд при этом вопросе. Ну никак. Хотя надо бы.… Ох, прости, Люцифер, мою падшую душу. И за что он мне такой на мою бессмертную шею…
- Сначала нужно одеться, Вилле.
- Одеться.… А тебе так не нравится?
Так.… Начинается. Он опять улыбнулся. Только вот как-то… Похабно. И глаза такие.… Тоже похабные. И сам он весь похабный. Осмелел. И наблюдает за мной. И ухмыляется. Ух, наподдала бы я ему.… Но нельзя. Хоть мы и не ангелы (прости, Люцифер), но калечить учеников неприлично. И согласиться с тем, что действительно нравится, тоже никак. Обвинят потом в совращении малолетних. Еще шире улыбается, паршивец. Надо поинтересоваться у Говарда насчет телепатических способностей этого дитяти.
- Вилле, я.… От всей моей падшей души тебе не советую…
Я опять провела языком по клыкам. Подействовало. Он весь подобрался, улыбка как-то незаметно стерлась. Ну, тем лучше, собственно.
- Так мы идем?
- А? Да, идем, идем.
Я вышла из комнаты и направилась к выходу. Он с тяжким вздохом поплелся за мной. В коридорах горели факелы. Он что-то рассказывал, и его низкий, немного хриплый голос вырывался из груди, ударялся о темные стены, много-много раз повторялся и эхом проникал в самые темные углы коридоров. Никогда не забуду этот голос. Низкий, мягкий, со скандинавским акцентом, немножко монотонный, успокаивающий, расслабляющий, обволакивающий, словно дым его вечной сигареты. Никогда не забуду. Иногда он снится мне по ночам, и я просыпаюсь с острым чувством его присутствия в комнате. Я даже как будто слышу его дыхание. Вот только запах не щекочет мне ноздри, и я понимаю, что это был сон. Хотя, кто знает… Может быть, он навещает меня иногда, приходит ко мне из.… Оттуда, где он сейчас. Ведь сколько раз при мысли о нем у меня само собой вырывалось «кто его знает».
Он рассказывал о страшных снах, шлепая босыми ногами позади меня. Голос становился все тише и тише. Ути-ути, маленького Вилле мучают кошмары! А не вернуться ли мне в твою квартиру, чтобы забрать оттуда твоего плюшевого мишку? Ты почти достаешь макушкой до потолка, но жалуешься, что тебе страшно. Нельзя, милый, нельзя. Большим мальчикам не должно быть страшно прилюдно. Что ж, придется исправлять. Помоги мне, Люцифер!
Огромная деревянная дверь решила сама не открываться. Зато ее открыл Вилле, прямо из-за моей спины. Нажимая правой рукой на тяжелую дверь, он не забыл приобнять меня левой. За что тут же схлопотал по пальцам. Мы вышли. Вилле стоял, жмурясь на солнце, и, поднеся наказанную руку к глазам, обиженно ее рассматривал. Однажды я пришла забирать старшего брата какой-то маленькой девочки и по ошибке вошла в ее комнату. Она спала, а на столе стояла клетка с морской свинкой. В прутья была воткнута морковка, до которой свинка никак не могла дотянуться. Вот Вилле очень был сейчас похож на ту морскую свинку, которая точно так же обиженно смотрела на морковку. А еще он явно собирался чихнуть: сморщил носик, прикрыл глаза в пушистых ресницах и замер. Видит Люцифер, лучше бы он не чихал. Он гаркнул так, что с соседних деревьев слетели птицы.
- Будь здоров.
- Ага, пасиба. Ну так пойдем?
Да, отвлекается быстро. Если обидеть ребенка, а потом показать ему яркий фантик, будет то же самое. Но это неважно сейчас. Я только что поняла, что не имею никакого представления, куда его вести. Вообще никакого. Ну вообще. Сначала его нужно одеть. Для этого – материализовать одежду. А для этого – уйти с чужой территории. То есть, переместиться на свою. А куда я его дену на своей территории? Положу на травку и отойду? Ну, так он встанет. Не оставлять же его на улице. Да даже если и оставить, судя по его нахальным глазам, рассматривающим меня с ног до головы, он любыми путями войдет. И вообще у меня нет никакого желания вести его в свое обиталище. Чтобы он осквернял его своим похабным присутствием. Ну вот что ты пялишься?
- Слушай, а ты красивая!
Опять. Опять он ответил моим мыслям. Нужно срочно поговорить с Говардом. Срочно.… И не менее срочно одеть это чудище!
- Спасибо. Подтяни свою тряпку.
- Она тебя смущает?
- Она меня не смущает. Меня вообще ничего не смущает (лукавлю, видит Люцифер, лукавлю!). Какой смысл прикрываться, если прикрытие болтается на коленках.
- Ну так я могу…
- Да я не в прямом смысле (извращенец…)! Подтяни тряпку, больше я тебя ни о чем не прошу.
Ухмыльнулся. Понял, что выиграл. Ну и пусть. Ради таких ямочек можно и проиграть пару раз.
Мы пошли по изумрудной траве. У него такая смешная походка. Он ходит на почти полусогнутых ногах и забавно размахивает руками. Я сняла босоножки и зашагала рядом с ним. Он улыбнулся, протянул руку, взял босоножки за ремешки и забрал их. Посмотрел на меня, поднял голову, зажмурился на солнце, глубоко вздохнул и старательно стал пытаться уменьшать длину своих шажищ, чтобы приноровиться ко мне. Потом свободной рукой взял меня за руку. Мой возмущенный взгляд встретил стойко. Молодец. Ну да ладно, собственно. Не сгорю от оскорбления моей падшей души. Тем более, что так у него гораздо лучше стало получаться примеряться к моему шагу. Наверное, странная была картина. Высокий юноша, обмотанный черной тряпкой, идет за руку с девушкой, едва достигающей его татуированного плеча.
- Ада, а чему ты будешь меня учить?
- Всему.
- А чему всему?
- Узнаешь, когда время придет.
- Нууу.… А сколько тебе лет?
Кхм. Вообще-то я очень молодая, мне совсем чуть-чуть больше ста лет. Ну а как я ему это объясню?
- 21. А тебе?
- 24. А ты бессмертна?
- Угу.
- А я?
- Пока нет. Тебе еще учиться и учиться. Если не умрешь по второму разу от общения со мной, то, может, и станешь.
Он удовлетворенно улыбнулся. Поиграл моими пальцами.
- А я думал, ты холодная как лед.
- Да ну! Почему?
- Потому что кожа вампиров ледяная как могила и синюшная. А еще они не выносят солнечного света и нападают на любого смертного, встречающегося на их пути.
- Во-первых, я не вампир. А во-вторых, не верь фильмам и книжкам. Они гонят лажу для особо впечатлительных личностей.
- Ясно.… Знаешь, это место похоже на кладбище.
- На кладбище? Почему?
- Ну, здесь так тихо. Вообще ни звука. И все так густо растет, столько красивых цветов.… И небо такое синее-синее.… Как-то жутковато. Как будто кроме нас с тобой вокруг ни души.
- А так и есть.
- Как это? Только ты и я?
- Угу.
- А где все?
- В замке. Понимаешь, это территория вампиров, а у них сейчас летаргический сон, и они все дрыхнут в замке. Это он только с виду такой маленький, но стоит войти внутрь, и там можно ооочень надолго потеряться. Сложно поверить, но там сейчас спят все вампиры, которые только существуют. И ты там будешь спать по прошествии некоторого времени.
- Ух ты…
Он от удивления сильно сжал мою руку. Моя ладонь была в два раза меньше его, а пальцы в два раза тоньше. Он мягко играл моими пальцами, перебирая их и поглаживая, дотрагивался до длинных ногтей и щекотал ладонь. Честно говоря.… Было приятно.
- А вампиры – это только мужчины?
- Угу.
- А вот если я стану вампиром, то я навсегда останусь в своем нынешнем возрасте?
- Угу.
- А ты?
- Что я?
- Ну, я так понял, ты с рождения.… Ну, такая. И в каком возрасте будешь ты? Ведь ты бессмертна. В каком возрасте ты проведешь вечность?
- Знаешь, Вилле, на самом деле мне уже почти сто лет 21 год. Не делай больших глаз, я не рассыплюсь. Просто после рождения мы растем, взрослеем, а потом останавливаемся на каком-то возрасте. Кто-то на 17, кто-то на 40, тут не угадаешь. У всех по-разному. Так что я проведу вечность, как ты выразился, в возрасте 21 года. А вампиры остаются такими, какими их забрали. Если бы я тебя забрала в 40 лет, тебе вечно было бы 40.
- Слушай, а ведь ты тоже падший ангел.
- Чего?
- Ну.… Когда вампирская Ева попробовала кровь, она тоже пала, ведь так?
- Эээ… Допустим…
- Значит, ты родилась с двумя первородными грехами.
Человеческим и вампирским. А когда ты впервые попробовала кровь, ты тоже согрешила.
- Вилле.… Если считать так, то я только одним этим грешила сотни раз.
- Да. Унесенная грехом. Моя крошка, ты унесена грехом, и ты так красива…
- Что это за песня?
- Не знаю. Она только что пришла мне в голову. Знаешь, я…
Он остановился на полуслове. Прямо перед ним была дверь. Нормальная дверь. Очень красивая, украшенная старинными узорами и орнаментами, из темного дерева, с круглой золоченой ручкой. Но эта дверь.… Ну, она просто была в воздухе. Без стен, без всего. Просто дверь. Самая обычная, здесь таких много. Они ведут из одних обиталищ в другие, с одних уровней на другие. Конкретно эта дверь вела к нам, на нашу территорию. На самом деле, по-нормальному можно было бы просто переместиться от вампиров к нам. Ну, просто. Подумать и переместиться. Но Вилле такими способностями не обладал, поэтому пришлось тащиться неизвестно куда в поисках этой дурацкой двери… Ладно, ладно, опять лукавлю, хорошо. Хорошо. Мне было очень приятно идти босыми ногами по мягкой прохладной траве, щурится на яркое солнце, подставлять лицо легкому ветру и чувствовать, как Вилле играет моими пальцами. Ну хорошо-хорошо, последнее было особенно приятно. Но, видит Люцифер, вы бы меня поняли, если бы оказались на моем месте.
- Давай, Вилле, открывай. Она тебя не съест.
- А… А где стены?
- Нет стен. Нет. Есть дверь, понимаешь? И ты должен ее открыть, потому что она тяжелая. Давай, Вилле.
Он, не выпуская моей руки, неуверенно толкнул дверь, мягко задев по ней моими босоножками. Заглянул внутрь. Я подтолкнула его плечом.
- Вау! Сколько здесь цветов.… А у меня астма…
- У тебя – что?
- Астма. Я задыхаюсь.
- Хм, задыхаешься? Ничего, начнешь умирать, постараюсь помочь. Если получится, конечно. Да ладно тебе, не пугайся. Кстати. Тебя нужно одеть. Что хочешь на себе увидеть?
Он ужасно удивился тому, что в этом мире вот так запросто можно получать вещи. Здесь можно материализовать все: одежду, оружие, книги, презервативы.… Все что угодно. В первую очередь я, безусловно, одела его в черные боксеры. Потом я уселась на траву и устроила ему долгую примерку. Кучки одежды появлялись на траве, он их надевал, снимал, совмещал, поворачивался задом, боком, передом.… Одним словом, мой придирчивый взгляд остановился на черных брюках и черной майке. Вот так просто. Он весь был одет в один из моих трех любимых цветов, и ему это потрясающе шло. От обуви он отказался. Я повесила ему в воздухе зеркало и позволила заняться самолюбованием. Он с нахмуренными бровями осматривал, но остался доволен.
- Вообще-то, мне и в тряпке было хорошо.
- Не умничай. Точно доволен?
- Да. А ты угадала. Я ношу то же самое.
- Ну и хорошо. Только вот в волосах у тебя сонм ангелов.… Дай поправлю.
Он наклонил голову. Волосы у него мягкие и пушистые. А как они пахнут.… Как будто все самые лучшие запахи мира впитались в его волосы, перемешались с его собственным запахом и теперь ласкают мои ноздри…. Он пах снегом, травой, морем, пылью, кофе, ягодами, мятой, цветами; он пах ветром, дождем, камнями, росой; он пах запахами природы, окружающей его, которые, смешиваясь с пряным ароматом его кожи, становились неповторимыми и безумно манящими...
- Ммм… Ты пахнешь снегом.… Почему?
- Ну, в Хельсинки уже выпал снег… Ты чувствуешь запах снега? А разве у него есть запах?
- Есть. И у ветра тоже есть запах. У нас чуткие носы, Вилле.
Этот разговор напомнил мне книжку «Парфюмер». Гринуй вот так же раскладывал запахи на составные части. Неужели с этим Вилле я начинаю сходить с ума…
- Даже здесь у всего есть запах.
- Здесь… Ада, а где мы?
- Мы? Ну, скажем.… Да нигде.
- В смысле?
- Ну, этого места как бы не существует.
- Это что, игры воображения?
- Нет.… Ну, это…
- Ничто? Ведь говорят, что после смерти человек уходит в никуда. Значит, это и есть ничто.
- Нет, Вилле. После смерти сюда никто не уходит. Ну, понимаешь.… В принципе, ты не умер. В своем мире тебя просто нет, там не осталось твоего тела. Просто укусив тебя, я… Ну, скажем, изменила структуру твоей крови и попросту забрала тебя.
- Забрала? А… А там что осталось?
- Ничего там не осталось.
- Как, не осталось вообще?
- Вообще.
- Как это?
- Ох, ангелы бы тебя побрали! Не зли меня! Ну.… Ну вот ты кладешь травинку вот сюда. Я ее забираю. Видишь, ее нет там, куда ты ее положил, видишь? Видишь.… Ну вот так же и тебя нет. Ну нет, понимаешь, я тебя забрала. Тебя там нет. Н-е-т!
- Все, все, я понял! Не злись только, ты пугаешь меня. Но ты красивая, когда злишься.
Ну еще бы. У вампиров, если их довести до какой-то сильной эмоции или просто посветить в глаза электрическим светом или огнем, посредине радужной оболочки, независимо от ее цвета, появляется желтое кольцо. У нас такого чуда в глазах не наблюдается, на свет мы никак не реагируем, но при эмоциях в радужной оболочке загораются огоньки. Или, если говорить более приземленным языком, появляются желтые точечки и пятнышки.
Он так мило улыбался, что я как-то успокоилась. Ладно, ангелы с ним, он слишком забавный, чтобы на него злиться. Я вернулась к его лохмам, стараясь не делать вдохов. Его запах меня дезориентирует. Под зеленоватыми глазами припухлости, дышит со свистом каким-то. Ладно, его здоровьем я попозже займусь. Надо бы до дома дойти для начала.
- Все. Пойдем?
- Пошли. А ты мне нормально там сделала?
- Нормально, нормально. Красивый, успокойся. Что ухмыляешься? Я пошутила…
Я поднялась с травы, отряхнула брюки и направилась в сторону особняка. Вилле откинул волосы со лба и взял меня за палец. Я улыбнулась и воткнула свою кисть в его ладонь. Мы шли молча. Было очень тихо, только шуршала трава под ногами. По пути он наклонился и сорвал какие-то красные цветы на длинных стеблях.
- Не похоже на обиталище демонов…
- Правда?
- Угу. Слишком уж тут умиротворенно. И солнце светит. Бутафорское?
- Не знаю. Светит и светит. Какая разница?
- Ну да. А мы, случаем, не в раю?
- Люцифер тебя упаси! В каком раю?!
- Ну мало ли… Должны же мы где-то быть.
- Успокойся. Мы где-то есть. Это самое главное.
- Мне все это напоминает Алису в стране чудес. Двери в воздухе, куда ни пойдешь – везде одно и то же, маленький замок с огромными внутренностями, рассуждения типа «этого места нет, но раз есть мы, значит, есть и место, но оно где-то, и это где-то там, где мы», ненастоящее солнце…
У него на шее, слева, набухли вены. Паникует. Тяжело, наверное, вот так проснуться и обнаружить себя неизвестно где. Я как можно ласковее дернула его за указательный палец.
- Привыкнешь. Зато здесь солнце ярче, а трава зеленее. А где еще ты видел столько цветов? Нигде. А вот теперь видишь.
Расцвел, улыбнулся, заиграл ямочками. Ребенок. И невдомек ему, что недолго еще осталось любоваться солнцем и синим небом. Очень скоро мир станет для него серым, если не черным. Вместо солнца он сможет любоваться только белой луной, вместо синего неба – черной пропастью с колючими звездами. А цветы ночью закрывают свои лепестки и тоже становятся черными. И он вечно будет смотреть на этот мрачный и холодный мир, вечно и без надежды на избавление.
- Да, Вилле. Ты даже можешь считать себя избранным. Не каждому доводится попасть сюда.
- Да, и не каждому доводится проводить столько времени с тобой.
- Со мной? Причем здесь я?
- Ты же тоже часть этого мира. Здесь солнце ярче, трава зеленее, небо синее, цветы краснее. И здесь есть ты.
- Ну…
- Знаешь, у меня уже давно есть одно желание. Ну, желание, которое никак не может исполниться. И давит, хотя я пытаюсь выражать его в своих песнях. Я уже давно хочу…
Прямо перед нами зарябил воздух и появился Говард. Как всегда рыжий. И как всегда улыбающийся. С яркими желтыми ободками в глазах и огромными клыками. Для меня-то нормально, а вот Вилле, похоже, перепугался. Он с такой силой стиснул мне руку, что я поморщилась от боли.
- Ада, ты не рада меня видеть?
- Рада (да даже если и нет, куда я тебя дену?).
- А ты, я вижу, уже забрала новичка? – он еще шире улыбнулся, сверкнул клыками и снизу вверх взглянул на съежившегося Вилле.
- Забрала.
- И как он тебе?
- Нормально.
- Ты что такая смурная? Ангелы ночью приснились?
- Нет. Просто меня направили вчера за ним вне очереди, сегодня заставили его опекать, а сейчас еще и прервали мой воспитательный процесс. Ты же знаешь, я ненавижу, когда меня беспокоят! Тебе остро приспичило узнать, как его дела?! И что ты вот сейчас пялишься на него так, словно решаешь, с каким гарниром его приготовить? Не видишь, он боится твоих клыков, олух? Все в порядке у него. Сознание ясное, взгляд осмысленный, действия адекватные. Разговаривает, на вопросы отвечает, мыслительные функции использует. Еще что-нибудь? Если нет, то катись к ангелам собачьим отсюда и не мешай мне!!
- Да что ты так взбеленилась? Я по-хорошему.… Все! Все, я понял…
Воздух опять зарябил, и Говард пропал. Помочь пришел, видите ли. Мать Тереза нашлась, тоже мне. Да я б ему нимб на голову прицепила, если б могла. И к ангелам. Там пускай всем и помогает. Придурок.
- Вилле, пошли. Еще раз его без меня увидишь – ори. Я у него из башки собственными руками рога вытащу. И хвост из его кишков в задницу вставлю.
- Фу…
- Ладно. Только рога. Пошли давай.
Я потянула его за руку.
До особняка дошли молча. Я оставила его с открытым от удивления ртом и направилась в кухню. Кровь он не пьет. Мне предстояло приготовить ему еду, ведь материализовывать пищу я не умею. Да и готовить тоже не особо умею. Научилась, когда косила под кухарку у одного мужика в доме. У него повсюду были понатыканы серебряные распятия, поэтому подобраться к нему как обычно я не могла. До сих пор помню огромный отвратительный белый кружевной чепец и такой же белый кружевной фартук.… Но это было лет 50-60 назад, а есть ему надо сейчас. Ну, в итоге моих познаний хватило только на четыре порции яичницы. Уж не обессудьте…
Он уплетал за обе щеки. Еще бы, не ел со вчерашней ночи. Изголодался, бедняжка. Только если он всегда с таким остервенением вгрызается в пищу, почему такой тощий…
- Ммм, вкусно. А ты почему не ешь?
- Очень мило с твоей стороны, но я привыкла к немножко другой пище.
- Ааа…
Замолчал. Молчал целых две порции.
- Слушай, а что будет, если ты попробуешь?
- Да ничего.
- Вообще ничего?
- Вообще.
- А ты почувствуешь вкус?
- Почувствую. Просто не наемся.
- А ты ешь что-нибудь?
- Ну, только то, что люблю.
- А что ты любишь?
- Ну… А какая разница?
- Да просто. Интересно. – он улыбнулся испачканными губами.
Откинул волосы со лба и принялся за последнюю порцию
- А ты пьешь?
- Пью.
- А что? Воду?
- Все. Чай, кофе, соки, молоко. И воду тоже пью.
- А алкоголь?
- Нет. Смысл? Он все равно на меня не подействует. Как и всякие снотворные, наркотики, жаропонижающие… Они не всасываются в кровь. И на тебя потом действовать не будут.
- Да. Я буду лишен возможности испытать кайф от рюмочки виски.… Ну.… Или от рюмочек… Ада?
- Да?
- А я могу вернуться назад?
- Смотря, зачем. Если жить – нет. А если на охоту – то, конечно, да.
- А просто?
- Просто? Не знаю.… Не знаю, честно. А что ты хочешь? Если вещь, я могу принести.
- Нет.… Не вещь… Я хочу своих друзей. У меня есть два лучших друга. Я не могу даже представить, что больше никогда их не увижу.
- Почему? Увидишь.
- Увижу-то, может, и увижу. Но не поговорю. Не побухаю. Не попарюсь в бане.… А ты можешь и их сделать вампирами?
Я знала, что вряд ли. Людей забирают не просто так, как попало. У них там есть свои критерии, в которые я никогда не вникала. Но он был такой милый. С такими грустными глазками и приподнятыми бровями.
- Я не знаю, Вилле. Не я решаю, я всего лишь забираю. Но может быть. Хочешь конфетку?
- Нет, спасибо. Ада, а можно сигарету?
Я чуть не поперхнулась своими леденцами. Он хочет сигарету?! Здесь?! Я никогда в жизни не видела вампира с сигаретой в зубах. И видеть не собираюсь. И вообще у меня аллергия на дым.
- Нет, нельзя.
- Нельзя? А почему?
- Во-первых, вампиры не курят. Во-вторых, ты мне весь дом своей сигаретой прожжешь. Что смотришь? Прожжешь, я чувствую. В-третьих.… А в-третьих, у меня аллергия на дым. И вообще я ненавижу этот запах. Так что курить ты не будешь. Все.
Я-то думала, что он начнет возмущаться, бороться за ущемленное мужское достоинство и право, и приготовилась к осаде. А он, паршивец, сделал жалобное лицо, опустил уголки губ вниз, шмыгнул носом, прикрылся волосами и отвернулся. И вот что мне теперь делать? Он.… Ну, он был такой жалкий в тот момент…
- Вилле… - я толкнула его ногой под столом, - Ну Вилле… - Он поджал ноги и отвернулся еще больше. – Вилле.… Между прочим, ты не имеешь никакого права обижаться. Вилле, а если я тоже обижусь? И не буду тебя кормить? – молчит. – Рассказывать новости из дома? – опять молчит, паршивец. – Не буду.… Не буду давать тебе выпить? – сопение из-под волос стало заинтересованным. – Да, не буду. И никаких… Энергетических напитков. И никаких порно-сайтов в Интернете.
- А здесь есть Интернет??!!
- Я обиделась, Вилле.
- Обиделась? Ну.… Ну и обиделась. Ну и хорошо. Переживу и без твоих подачек.
Подачек. Без моих подачек. Молодец. Не совсем пропащий экземпляр. У него было такое мужество на лице. Наверное, обдумывал последствия своих слов. Но назад не взял. У меня даже какое-то чувство уважения к нему проснулось. Наверное, виной всему мой слабый характер… Я сдалась.
- Ладно уж. Какие ты куришь?
Посопел за волосами. Решал, попросить или нет.
- Marlboro Lights, - буркнул он.
Я выдала на стол пачку.
- Нууу.… Так мало?
Ну, я выдала еще четыре. Для ровного числа. Его радости не было предела. Улыбка до ушей. Так ребенок радуется новой игрушке. А он – сигаретам. Ну, собственно, тоже своего рода игрушка. Он вскочил, ткнулся теплыми губами мне в щеку и выскочил на веранду. Потом вернулся попросить кофту. Потом еще раз вернулся, уже в черной, немного облегающей кофте с длиннющими рукавами, и, смущенно улыбаясь, попросил зажигалку и носки. После долгих усилий я, по его сбивчивым и крайне непонятным описаниям, типа «такая серая… ну, блестящая... такая облезлая… совсем новая…», материализовала ему старенькую металлическую зажигалку. И.… Ну, обычные такие, черные носки. Он в полном удовлетворении, прижимая к сердцу сигареты, носки и зажигалку, опять удалился.
Я помыла посуду (очищать тарелки взглядом я тоже не умею), растворила их, вскипятила воду (мало ли, пить захочет), полила цветы. Подумала о том, что с его прибытием веду себя как домохозяйка. Выглянула в окно, посмотрела на черное небо, закрыла деревянные ставни. Завела огромные старинные часы в гостиной. Опять подумала о домохозяйках. Сходила наверх (в своем доме предпочитаю ходить, а не телепартироваться), сменила майку с брюками на черное платье (тоже мое любимое, по фигуре, со свободной юбкой до колена), надела что-то типа приличных (как выражается Говард) черных кроссовок, темные волнистые волосы забрала наверх. Взглянула в зеркало. Нормально. Вышла, закрыла дверь, спустилась вниз и пошла на веранду.
Он сидел спиной ко мне, верхом на длинной лавке из темного дерева без спинки. Он почти сливался с ночью, виден был синеватый дымок сигареты. На полу валялось уже изрядное количество окурков. Надо бы сделать ему пепельницу. Я подошла и села рядом. Он вздрогнул, но не обернулся. Красненьким огоньком горела сигарета. Я видела только его затылок и согнутую довольно широкую спину. Она медленно поднималась и опускалась в такт дыханию. Огромная белая луна дрожащим кружочком отражалась в рябом озере, находящемся неподалеку. Из сада пахло моими цветами. Я молчала и, повернув голову, смотрела на озеро.
- Как здесь пахнет…. Мне еще никогда не доводилось слышать таких ароматов.
Он говорил очень тихо, как будто боясь нарушить тишину ночи. Я боковым зрением видела, как он затянулся.
- Знаешь, говорят, что цветы умирают каждую ночь, а наутро вновь возрождаются. И умирая, они отдают свой запах ночи в качестве цены за новую жизнь.
- И поэтому они пахнут особенно сильно именно по ночам?
- Угу.
- А я слышал, что в цветах живут эльфы.
- Я тоже слышала. Но какой-то биолог выяснил, что это никакие не эльфы, а обыкновенные светлячки.
- Ну и придурок. Своими научными доводами испортил всю романтику.
Он вытащил из полупустой пачки еще одну сигарету.
- Хочешь?
- Нет, я не курю.
- Ну и правильно.
Он прикурил и уронил свою зажигалку. Она, сверкнув в лунном свете, упала в темноту.
- Черт, я ее не вижу. Эй, зажигалка! Чем я теперь буду закуривать?
Он наклонился и принялся копаться у себя под ногами. Я помолчала. Потом зажгла на кончике указательного пальца маленький огонек. Он резко выпрямился и оторопело уставился на меня. Огонек осветил маленький кусочек веранды и его лицо. Из-за игры теней оно приобрело более резкие черты, в почти совсем зеленых глазах отражались язычки пламени. Он показался мне каким-то демонически красивым.
- Слушай, Ада.… Какая же ты… Красивая…
- Это все огонь, Вилле. Давай, ищи свою зажигалку.
Он с трудом оторвал от меня глаза и опять наклонился. Наконец, он с торжествующим видом вынырнул из-под лавки, вернулся в вертикальное положение и опять уставился на мой огонек.
- Мы так близки к пламени, горящему так ярко… Оно не потухнет и не оставит нас одних…
- Ну, потухнуть-то оно очень даже потухнет.
- Бессердечная. Испортила мне всю песню. Знаешь, Ада, а ты, похоже, меня вдохновляешь. Ты станешь моей музой?
Он, не отрывая глаз от огня, взял меня за руку и задул его. Потом повернул мою руку и поцеловал мягкими теплыми губами прямо в центр ладони.
- Так ты станешь моей музой?
Он проговорил это прямо мне в руку. У меня по спине побежали мурашки. Он поцеловал тог самое место, где у него самого было набито сердечко. Его горячее дыхание приятно обожгло мою кожу, отчего скорость мурашек заметно увеличилась.
- Ада?
- Мммузой? Ну.… Почему бы и нет…
- Станешь? Спасибо тебе…
Он прижался прохладной щекой к моей ладони, а потом один за другим стал целовать кончики пальцев. Повертел мою кисть и… отпустил. Отпустил, снова отвернулся и закурил найденной зажигалкой новую сигарету. Выпустил струйку дыма.
- Знаешь, Ада… Я уже давно хочу.… Влюбиться.
- Влюбиться?
- Да. Просто влюбиться. И посвящать песни, стихи. Видеть во сне, засыпать и просыпаться с именем на губах. Но у меня никак не получалось. Я никак не мог найти девушку, к которой можно было бы испытывать нечто подобное. Ну… Мне просто не нужна связь на одну ночь. Хотя иногда это и весело. Мне нужны чувства, отношения, понимаешь? Эмоции… Ада.… А можно я влюблюсь в тебя?
- В меня?
Я подумала о перспективе стать объектом его любви при условии, что жить мы будем под одной крышей. И спать тоже. Ну, хотя если ему нужны чувства…
- В меня.… Ну, если только ненадолго.
- Можно?
- Можно, если тебе от этого легче. А почему я?
- Ну, потому что…. Да просто потому что ты другая, не такая, как все. У тебя такие глаза…. Бездонные, неземные, завораживающие. Ты не особенно благодушная, но безумно обаятельная. Ты не смотришь на меня плотоядными глазами. Ты такая…. Необыкновенная. И я хочу влюбиться в тебя. Как бы глупо это ни звучало.
- Глупо? Почему? Это…. Не глупо. Мне очень приятно. Спасибо.
- Это тебе спасибо. Ты помогаешь мне обрести смысл жизни. Я ненормальный?
- Нет.
Я провела пальцем по его спине. Когда он разговаривал, его спина смешно вибрировала. И если к ней прислониться ухом, то она наверняка гудела. Он опять повернулся, взял меня за руку.
- Слушай, ты замерзла. Тут такой ветер, а ты сидишь в легком платье. Возьми.
Он стянул с себя кофту и протянул мне. Не знаю, почему, ведь я могла наделать себе кучу теплой одежды, но я ее взяла и надела. Рукава, наверное, доходили мне до колен, они и ему-то были длинны. Он находился в ней всего часа два, но она уже успела впитать в себя тепло его тела и запах его кожи, смешанный с запахом дыма. Я завернулась в нее и села на лавку с ногами. Он опять отвернулся и затянулся.
- Теперь тебе холодно. Знаешь, если уж я разрешила тебе в себя влюбиться, хочешь, я тебя погрею?
- Угу.
Я обняла его сзади, крепко прижалась к его спине и положила ему голову на плечо, уткнувшись носом в его шею. Он курил, а я наблюдала за оранжевым огоньком сигареты. Интересно, я могу к нему чувствовать что-нибудь…
- Ада, а вампиры могут любить?
Опять читает мои мысли, паршивец. Да что же это такое?!
- Могут. Я знаю несколько красивых историй о такой любви. Все могут, и мы, и вампиры. И людей, и себеподобных.
- А у такой любви есть продолжение?
- Ну, если мы полюбим вампиров, то почему бы и нет? Тут много таких пар. А если вампир полюбит человеческую девушку или мы – человеческого мужчину, то это скорее всего окончится или ничем, или трагедией.
- А почему?
- Ну, потому что…. Если я полюблю человека, то еще есть шанс: его можно сделать вампиром. Но это почти невозможно, абы кого вампиром не сделаешь, и высшие вампиры редко такое позволяют. А с вампиром – это вообще тупиковый случай. Он или выпивает свою возлюбленную, не в силах побороть природные инстинкты, или просто расстается. Высшие вампиры посылают к ней темную девушку, она забирает почти всю энергию, и скоро горе-любовница живет себе, поживает. И даже не догадывается о том, что чудом избежала черных крыльев Люцифера.
- Ты так приятно дышишь мне в шею, когда разговариваешь.
- А ты смешно гудишь.
- А я серьезно.
Он повернулся, я немного отодвинулась. Вилле перекинул ноги через лавку, сел нормально. Подцепил прядь моих волос, поиграл ею, погладил меня по щеке, наклонился к лицу. Когда я опомнилась, он уже коснулся теплыми губами моих губ. Я резко дернулась, отпрянула от него и прикрыла губы рукой. Еще секунда – и было бы поздно.
- Никогда, Вилле, слышишь? Больше никогда не пытайся этого сделать! Никогда!
- Но, Ада, почему? Я не хотел тебя обидеть…. Я не хотел причинить тебе боль, я просто хотел тебя поцеловать…
- Вилле, ты не понимаешь…
- Но почему?
- Да потому что я могла убить тебя! – я перешла на крик. Меня трясло от мысли, что я только что чуть не лишила его жизни. – Мои поцелуи несут смерть, понимаешь, они смертельны! И для вампиров, и для людей. Вот такими создал нас Люцифер. Мы не можем дарить поцелуи и не можем сами познавать их. Потому что на наших губах яд, смертельный яд!
У меня началась истерика. За свою длинную по человеческим меркам жизнь я никого никогда не убивала. Я питалась энергией из нескольких капель крови, которые без особого вреда для здоровья забирала у самых разных людей. Но я никогда никого не убивала. И близость возможного убийства, а в особенности его убийства, была для меня просто шоком.
Он обнял меня и прижал к себе. Я окунулась в его тепло и в волну его одурманивающего запаха. Он там что-то такое говорил, но я не помню. Я только помню, как вибрировала его грудь, когда он дышал, и как билось его сердце. И еще как он выдыхал теплый воздух мне в волосы. И как вытирал длинными пальцами ни пойми откуда взявшиеся слезы на моих щеках. И помню белую луну, тихий-тихий плеск воды, звук его дыхания и стук его сердца.
- Я не плакала уже очень давно.
- Ну, надо же когда-нибудь начинать.
- Вилле, я…
- Что?
- Ничего. Пойдем спать.
Я выделила ему комнату на втором этаже особняка, подальше от моей. Ему понравилось. Мы распрощались, и я пошла к себе.
Посреди ночи он постучался. Я, кое-как продрав глаза и по-черному ругаясь про себя, щелчком зажгла свечи на ночнике и открыла. Он стоял на пороге, в черных брюках и красными цветами в руках.
- Привет…. Я не мог уснуть, смотрел на эти цветы. Я сорвал их днем, а уже ночь, а они как только что срезанные. И мне захотелось подарить их тебе.
Он так смущенно улыбался, что злиться на него было бы просто преступлением. Где все это время были цветы, я не знаю. Каким образом он нашел мою комнату, я тоже не знаю. Но он был здесь, на моем пороге и с цветами в руках. И еще улыбался и смотрел в пол.
- Спасибо, Вилле. Это очень мило.
Я забрала у него цветы, а он зачем-то поцеловал мне руку. И еще так жизнерадостно улыбнулся. Ох, ты мой зеленоглазый младенец…
- Спокойной ночи, Ада. Извини.
- Да ничего. Спасибо.
И он побрел назад своей безумной походкой.
Странно, но больше меня ночью никто не беспокоил.
Наутро я обошла весь дом, но его не нашла. И где его ангелы носят, куда это чудо могло деться? Я уже выращивала в своей демонической голове план по уничтожению Говарда и вышла из особняка. Если бы я в тот момент не повернула голову направо, то Говард совершенно незаслуженно, но точно очень сильно бы пострадал. Мое истатуированное дитятко безмятежно плескалось в озере. До сих пор не понимаю, как я не взорвалась от гнева…. Я появилась позади него и крепко дернула за ухо.
- Неужели ты не в курсе, что детям нельзя выходить из дома без спроса?!
Ох, Люцифер…. Как же он гаркнул от неожиданности…. Нет, не вздрогнул и даже не вскрикнул…. А именно гаркнул. Я думала, я оглохну.
- Боже мой, Ада! Как ты меня напугала!
Потом он очень смешно морщился. Приподнять его за ухо мне не позволил рост, но я старалась. Мои старания отразились на его бледном лице.
- Ой-ой-ой, Ада, нет… Я больше не буду, честное слово… Ада, мне больно.… Ну не буду больше, ну отпусти.… Ну Ада…
Я отпустила. Он с жалким видом потер красное ухо, сверкнув сережкой. Он был во вчерашних штанах, без майки и босиком. По телу бежали тоненькие струйки воды. Влажные волосы еще больше кудрявились. Весь такой мокрый и прохладный. Я постепенно успокаивалась, его левое ухо постепенно белело, а лицо приобретало нормальное жизнерадостное выражение.
- Хочешь искупаться вместе со мной?
- Нет. Не хочу.
- А почему?
- Просто не хочу.
- Жаль.
И я позволила себе непроходимую глупость: я повернулась к нему спиной. А зря, глаз-то на затылке у меня нет. В то же самое мгновение я ощутила себя в воздухе. Мокрый демон обхватил меня своими ручищами и потащил к воде. От неожиданности мне даже не пришло в голову просто раствориться из его рук, и я начала яростно отбиваться всеми частями тела. Это не помогло. В итоге я, как была: в белом платье, с распущенными волосами и в босоножках, вместе с ним и огромным числом брызг с головой оказалась в воде, а вернее даже под водой. Я думаю, мой ор еще не скоро забудут... А ему хоть бы что: плавает себе на спине и ухмыляется. Стоя по грудь в воде, я решительным движением стащила босоножки, убрала волосы с лица и яростно кинулась в бой. В итоге он проиграл. Ну, и мы помирились. Потом я учила его плавать без помощи рук и ног, а он показывал кита. В тот день я поняла, что плавать в платье очень даже удобно. А еще потом мы грелись и сушились на горячем солнце, а он какими-то безумными движениями выжимал волосы.
- Ты плаваешь как русалка.
- А ты думал? Это тебе не просто так.
- Как ты так можешь?
- Вот поживешь сотню лет у озера – и не такое сможешь.
Он сидел слева и, щуря глаза на солнце, меня рассматривал.
- У тебя такая белая кожа и нет ни одной веснушки.
- А это обязательное условие?
- Да нет. Просто так странно: волосы темные, глаза темные, а кожа белая. Не синюшная, не бледная, а именно белая.
- Ну так я же не ты. Это ты бледный как поганка.
- Нет, ну правда. Обычно незагорелая кожа бледная, а у тебя белая. И матовая такая. Как фарфоровая.
- Сам ты фарфоровый.
- Да ну нет! Я хочу сказать, это очень красиво.
- Тогда ладно. Спасибо.
- Да не за что. И еще у тебя ресницы такие черные.… И мокрые. Знаешь, когда у тебя ресницы мокрые, ты выглядишь добрее.
- Это обман зрения.
- Нет. Ты же правда добрая.
- Кто, я добрая?!
- Ты. Нет, ты серьезно добрая. Ты просто это тщательно скрываешь. Ведь если ты терпеть не можешь, когда кто-то лезет в твое дела, это не означает, что ты злая. Несмотря на твое говорящее имя и на твой ужасный характер, ты добрая.
- Что?! Мой ужасный характер?!
- Да.
- Ну, я тебя…
Да, у меня ужасный характер. Да, иногда я бываю резкой. Да, я не люблю, когда мне мешают и отвлекают. Да, иногда я бываю неразговорчивой. Да, я бываю не в духе. Но я не добрая. Совсем не добрая. К нему – может быть. С ним просто нельзя быть злой. А так – нет.
- Ты меня еще не знаешь.
- Ну да, не знаю. Но если тебя разговорить, ты можешь быть очень милой. И романтичной. И ранимой. И вовсе не злой.
- Договоришься ты у меня…
Недели через две он попросил гитару. А потом сидел на веранде и перебирал струны. А я сидела рядом и слушала. И думала о том, что давненько не было у меня такого романтического настроения. Наверное, потому что я никого не подпускала близко. А тут навязали мне против моей воли великовозрастного младенца. Сколько раз я замечала, что с каждым его вопросом мои ответы становились все длиннее, хотя я этого вовсе не хотела. И сколько раз в моих ответах проскальзывал огонек, освещающий для него мою темную падшую душу. Кроме того, я проводила с ним все свое время. Иногда мы говорили друг другу доброе утро, когда только что поднявшееся и невыспавшееся солнце еще отливало розовым, а спокойной ночи желали очень много после того, как небом завладеет серебряная луна. Он все время был рядом со мной. И ему, похоже, удалось затронуть струны моего очень даже склонного к одиночеству сердца и вызволить из них пусть слабую и тихую, но все-таки музыку. Как вот сейчас он извлекает музыку из струн своей гитары. Похоже, он, сам того не подозревая, нашел ко мне ключик.
Только вот очень скоро он больше не будет таким. Не будет отогревать мое сердце, наивно говорить, что я добрая и так жизнерадостно улыбаться. Очень скоро из него уйдет все то человеческое, что в нем есть. Пришло время сделать с ним то, ради чего его, собственно, забрали.
Он играл, а я слушала, уткнувшись сзади носом в его плечо.
- Хочешь, я сыграю самую первую песню, на которую ты меня вдохновила?
- Хочу. А на сколько песен хватило моего присутствия?
- Ну, я пока не знаю. У меня много всего в голове крутится. Но вот эта, по крайней мере, в наиболее приличном состоянии. Хочешь, сыграю?
- Хочу.
Он потрогал пальцами струны, покашлял. Еще потрогал. И спел мне свою песню. Какой же у него голос… Низкий, мягкий и такой чувственный. Это был первый раз, когда я услышала, как он поет. Когда затихли последние аккорды, в его голосе послышалось милое смущение и явная надежда на похвалу.
- Вот. Ну как?
- Хорошо.
- Я серьезно.
- Я тоже.
- Тебе понравилось? Ну скажи что-нибудь.
- Как она называется?
- Унесенная грехом. Ну, я бы не сказал, конечно, что она в точности о тебе… Я добавил кое-что, но именно твой образ лежит в основе. Ну да, она о тебе, но с некоторыми дополнениями.
- Унесенная грехом.… Знаешь, ты в точности передал мое нынешнее состояние… Слушай… У твоего появления здесь есть цель. И с сегодняшнего дня ты начнешь продвижение к этой цели. Ох, Люцифер, не смотри на меня такими глазами!
На самом деле я его почти не видела, но его глаза как-то странно блестели в лунном свете и казались огромными.
- К какой цели?
- Ангелы бы тебя побрали, Вилле! Ничего, сейчас вспомнишь у меня! Пошли в дом!
Он покорно встал, взял гитару и пошел за мной. Ему было весело, он улыбался и поблескивал зубами. Ну конечно. Ему всегда резко становилось весело, когда я злилась. Вампирюга, самый настоящий. Понятно теперь, почему именно его выбрали. Попьет моей кровушки – и весело. Паршивец.
Мы вошли. Я забрала у него гитару, положила на стол, а его усадила на диван. По возможности мило улыбнулась и начала прикидывать, как бы поневиннее рассказать о его грядущей судьбе.
- Ну, короче.… Только не пугайся, хорошо? Я сказала, не пугайся, а ты уже вылупил на меня свои глазищи! Уменьши! Еще уменьши! Вот! Слушай.
Я рассказала ему длинную-длинную историю о цели его прибытия, о его предназначении, о его важности и бла-бла-бла. Главного я ему так и не поведала. Он сидел и в недоумении хмурил брови.
- Короче, я должна укусить тебя еще несколько раз с определенными перерывами.
Да. Наверное, этим предложением можно было бы и ограничиться.… А ему, похоже, все равно. Сидит себе, улыбается. Ямочками поигрывает.
- Вот объясни мне, чего ты ухмыляешься? Что смешного?
- Ничего.
- Ничего? Ничего… Ладно. Тогда сядь поудобнее, сейчас кусать буду.
- Что, прямо вот сейчас?
- Да, прямо вот сейчас.
- А… Куда?
- В артерию. В левую. Наклони вот так голову. Да не так, балбес! Я сказала, наклони, а не откинь! Вот так, немножко набок. Да, хорошо.
Я нервничала. Поводов было несколько. Во-первых, я делала это в первый раз. А это уже повод. Во-вторых, я уже неделю ничего не ела и боялась переборщить и выпить слишком много. Говард не позволял мне есть, говорил, что в моей крови должна быть только кровь Вилле. Неделю я очищалась от посторонней крови, заодно приучая к себе Вилле. Теперь, по словам Говарда, когда он привык к этому миру и не боится ни меня, ни кого-либо еще, а я очищена от всего постороннего, можно начинать. И вот я боялась, как бы с началом ничего не закончить и не прикончить моего воспитанника. В-третьих, Вилле должен был быть в сознании. А чтобы добраться до его шеи, мне нужно взгромоздиться ему на колени. Кроме того, кусаю я ртом и кусаю шею, а не, скажем, палец. И все бы ничего, но это же Вилле. Вилле, который молчать и думать по-нормальному не может от рождения. И своими шуточками он превратит вполне себе нормальный процесс в эротико-извращенскую оргию. Вот почему я нервничала.
- Ладно, короче. Да, сиди вот так. Будет немножко больно, потом начнет кружиться голова и может потемнеть в глазах.
- Мне будет немножко больно?
- Да. Немножко. Не бойся. И не дергайся, иначе может быть больнее. Да, и расслабься.
- Ладно.
- И вот… Левую ногу вот сюда, подальше, а то мне будет неудобно. И не надо так раздвигать ноги, извращенец! Я сказала, чуть-чуть подальше. Чуть-чуть – это ключевое слово.
Я села на его левую ногу к нему лицом, так что мои коленки оказались по обе стороны от его. Устроилась поудобнее, наклонилась к нему. Он с интересом наблюдал за моими действиями. Я левой рукой немного наклонила его голову, правой откинула от шеи вьющиеся каштановые пряди. Как раз в этом месте у него набухают вены, когда он напрягается. Я облизнула губы, склонилась к его шее, вздохнула и обдала его горячим воздухом. Артерия на его шее запульсировала быстрее. Нащупала и провела по ней языком, чтобы не ошибиться. Грудью почувствовала, что его сердце заколотилось еще быстрее. Левой рукой я держала его за голову, прикасаясь к задней шее, по которой побежали мурашки, когда я дотронулась языком до его кожи. У меня в голове промелькнула мысль об эротичности этого момента, но тут же куда-то исчезла. Запах его крови щекотал мне ноздри. Я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сделать ему больно, прошла сквозь его кожу и прокусила артерию. Его горячая кровь ворвалась в мои жилы и побежала, обжигая и наполняя энергией. В голове загудела, проснулась древняя жажда. Мне уже недостаточно было нескольких капель с его энергией. Мне нужна была именно его ароматная, горячая, живая кровь. Вот этого я и боялась. С огромным трудом оторвавшись от него, я испуганно заглянула ему в лицо. Смотрит на меня своими серо-зелеными глазами, но моргает медленно, как будто с усилием раскрывая веки. Ох, Люцифер, кажется, все обошлось. Я не успела его выпить, не успела причинить ему вред.
Я помогла ему лечь, дала теплый плед, укрыла. Он хотел что-то сказать, но заснул.
Я проснулась рано и тут же спустилась вниз. Вилле спал. Глаза закрыты, пушистые ресницы подрагивают. Он смешно сопит и причмокивает во сне. Говорю же. Младенец. Я просидела около него больше часа: очень не хотелось пропустить момент его пробуждения. Наконец, он пошевелился, шумно вздохнул, подрожал ресницами и распахнул заспанные глаза. Тут же зажмурился от яркого солнца. Развел руки в стороны, сладко потянулся. Распахнул аленький ротик, удовлетворенно зевнул. Снова открыл глаза. Улыбнулся мне. Привет, мой хороший.
- Ммм… Привет.
- Привет. Как спал?
- Ммм… Хорошо, спасибо. Только неудобно.
- Что неудобно?
- Диван. Я на нем не помещаюсь.
Его длинные ноги были полусогнуты под одеялом.
- Впрочем, ради вчерашних событий можно и потерпеть последующие неудобства.
- О чем ты?
- Ну как о чем? О твоем укусе. Это было чертовски приятно. Если ты так кусаешь, то каковы же твои поцелуи? Хотелось бы это испытать. Ты эротична, Ада. И очень возбуждаешь.
Ну вот. Не зря я нервничала. Теперь будет припоминать до скончания веков. И впереди еще не один укус. Инъекции. Я же не виновата, что привыкла нащупывать артерию языком! Лежит, паршивец, ухмыляется. Сам эротичный и возбуждающий. И ведь знает об этом. А я что могу сделать?
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо. При воспоминаниях до сих пор мурашки бегают. Ранка не болит. Почему?
- Они быстро заживают.
- Ты опять не в духе? Может, мне подарить тебе что-нибудь взамен? Как насчет подобных поцелуев?
Ухмыльнулся и облизнулся. Мне почему-то захотелось поставить перед ним блюдечко с молоком. Или со сметаной.
- Нет, спасибо. Ешь иди.
Я опять совершила глупость: опять повернулась к нему спиной. Вот только не знаю, зря ли… Он подошел ко сзади и подарил-таки мне обещанный поцелуй. Мягкими теплыми губами и под левым ухом. Наверняка он, так же как и я вчера, чувствовал учащение моего пульса. По-видимому, восприняв это как одобрение, он не оторвал губ от моей кожи, а наклонил голову и, носом отодвинув белую лямку, поцеловал плечо. Поцеловал под правым ухом, отодвинул вторую лямку. Руками потянул платье вниз. Я откинула голову, и он провел пальцами по впадинке у меня между ключицами. Я почувствовала, как он возбудился. И как все горячее и чаще становилось его дыхание. И как руки еще крепче обхватили меня. И как он пытался незаметненько расстегнуть пуговицы на платье. Меня хватило только на беспомощный шепот…
- Только губы не трогай.… Не трогай…
Не знаю, правильно или нет. Зато мне было хорошо. Больше такого не было никогда. Но в моих глазах он все равно оставался великовозрастным младенцем с забавными манерами, который требует долгого, тщательного воспитания.
Я продолжала инъекции еще три дня. А на четвертый взяла его с собой на охоту. Вилле был страшно возбужден, не мог усидеть на месте, дергал меня за руку, пока я искала дверь, ведущую вниз. Он бы счастлив.
- Ада, Ада, а как мы попадем туда?
- На лифте.
- На лифте?! На каком лифте?
- Скоростном.
- На скоростном лифте? Как это? Ну Ада, ну расскажи.
- Да что рассказывать? Входишь в дверь, за ней лифт. Входишь в лифт, набираешь город и едешь. Вот только осталось найти эту дерьмовую дверь.… Да ну где же она, ангелы б ее побрали…
Наконец, я отыскала эту гребаную дверь, отворила и вошла.
Белые стены, двойные металлические двери, черная кнопка слева. Обычный лифт. Помимо нас с Вилле в помещении находились еще двое: девушка-блондинка и мужчина-вампир, не обращающий на нас абсолютно никакого внимания. Что ж, уже почти ночь, кушать-то всем хочется. А вот белобрысая с явным интересом уставилась на Вилле и принялась строить ему глазки. Явно считая себя местной секс-бомбой (и явно зря), блондинка, томно закатив голубые глаза, вздохнула и расправила пышную грудь. Я взглянула на Вилле. Ууу… А мой горе-упыренок и рад: улыбается, губки собраны в роковой бантик, руки сами собой сошлись на причинном месте. Ох, самец… Двери лифта раздвинулись, впуская в просторную серо-белую кабину с рядом черных кнопок, черным маленьким экраном и красной кнопкой. Блондинка вошла первой, встала в уголок, Вилле следом, встал рядышком. Вампир пропустил меня, вошел сам и длинным худым пальцем набрал на кнопках слово «Милан», которое тут же загорелось красными буквами на экране, и кабина мягко двинулась. Вампир был высокий, но ниже Вилле, худющий, словно высохший, под белесыми глазами синеватые круги, губы тонкие, бескровные. Наверное, давненько не кушал вдоволь. Вилле хоть и сам здоровьем не блещет, но производит гораздо более приличное впечатление. И ведет себя гораздо более полнокровно, о чем свидетельствовало приглушенное тоненькое хихиканье и шебуршание из угла. Кабина остановилась, раздвинула двери, выпустила вампира в темное помещение с большими окнами и вновь закрылась. Я видела боковым зрением, что блондинка выжидательно смотрела на меня, видимо, намереваясь остаться с Вилле в более уединенных условиях. Я не двинулась с места. Ей ничего не оставалось: не стоять же вечно в неподвижной кабине. Но она сделала еще попытку продлить свое общение с моим упыренком.
- Ох, девушка, вы не могли бы набрать «Сидней»? Вы ближе к пульту.
Я окинула блондинку ледяным взглядом и не пошевелила ни пальцем в направлении экрана. У нее был тоненький сладенький голос, маленький аленький ротик, голубые глазки в закрученных ресничках, пышные формы и пустой взгляд. Подавив вздох, она вышла из угла и принялась колдовать над клавиатурой. Кабина, мягко покачнувшись, продолжила свой путь. Наконец, она остановилась, двери снова бесшумно открылись, и девушка не спеша вышла в помещение с белыми стенами, освещенное электрическим светом. На выходе обернулась. Вилле скорчил роковую гримасу, послал ей поцелуй чувственными губами и поиграл язычком. Блондинка счастливо улыбнулась. Он подмигнул ей в почти закрывшиеся двери. Потом невинно вскинул брови.
- Куда едем?
- В смысле?
- В каком городе вашего необъятного мира ты хотел бы оказаться?
- Я могу выбрать?
- Угу.
- Как, любой город? Любой, какой захочу?
- Угу.
- Тогда… Тогда можно домой, в Хельсинки?
Я левой рукой принялась набирать. Он взял меня за правую и затаил дыхание. Кабина двинулась с легким жужжанием. Вилле был какой-то притихший.
- Вы там перепихнуться не успели?
Расцвел. Мой малыш. Мой упыреночек. Конечно, любимая тема. Заиграл ямочками.
- Нет. Но она была бы не против.
- Я не сомневаюсь.
- Я почему-то думал, что у вас там все брюнетки, как ты. А тут блондинка. Я даже удивился.
- Да еще такая куколка.
- Да уж. На самом деле, она мне напомнила одну из резиновых кукол из секс-шопа моего отца. Такая же.
Я усмехнулась. Сравнил, ничего не скажешь.
- Ну, попка у нее аппетитная. Но ты все равно красивее. И улыбаешься приятнее. И вообще мне больше нравятся темненькие девушки.
- Спасибо.
Лифт остановился. На экране замигала красная надпись «Хельсинки» и погасла. Двери раздвинулись. Вилле в нерешительности остановился, прищурив глаза, выглянул. Я дернула его за руку и вывела из кабины. Двери закрылись. Мы были в темном полупустом помещении, в окна серебристо смотрела луна. На улице мягкими хлопьями падал белый снег, покачиваясь и мерцая в лунном свете.
- Где мы?
- В библиотеке.
- Чего? В какой библиотеке?
- В центральной.
- А что…
- В каждом городе есть здание с… чудо-лифтом, который поднимет тебя далеко над крышей. В данном городе это здание центральной библиотеки.
Я выдала два комплекта зимней одежды. Мы оделись и вышли на улицу. В лицо пахнуло морозным воздухом и запахом снега. Он взял меня за руку, и мы пошли, оставляя на заснеженном асфальте черные следы. Вилле молчал, счастливо жмурив серо-зеленые глаза, подставляя лицо мягким пушистым снежинкам и сжимая мою руку.
- Никогда не думал, что можно так соскучиться по городу. Мне сейчас так здорово!
- Хорошо.
- Это центр. Я живу совсем рядом. Знаешь, Хельсинки – это большая деревня. Но красивая. Хочешь, я устрою тебе экскурсию?
- Хочу. Но после.
Если он сейчас будет таскаться по городу, то он до утра не остановится. Но у нас не так уж и много времени. Сначала нужно сделать главное, а уж потом думать об экскурсии. Сначала нужно подыскать парочку жертв…
Мы вошли в невысокое жилое здание. В подъезде серьезная консьержка в очках поинтересовалась, куда мы направляемся без собственных ключей, да еще и в столь поздний час. Я поймала ее взгляд, ухватилась за прозрачные серые глаза. На ее лице расцвела улыбка, она поправила очки на конопатом носу и открыла нам тяжелую металлическую дверь. Мы вошли.
- Что ты сделала с ней?!
- Подтолкнула.
- То есть? Как это? Ада, с ней все в порядке?
- Да.
- Что ты с ней сделала?v
- Да ничего. Просто вежливо попросила.
- Ладно.… А откуда ты знаешь финский?
- Я знаю много языков. Успокойся. Сегодня ты со мной. Так что расслабься.
Он нахмурился и опустил на меня глаза. Улыбнись, милый. Я скучаю по твоим ямочкам.
На серой стене висели черные таблички с белыми именами проживающих и номерами их квартир. Я выбрала человека неопределенного пола, скрывающегося за именем Л. Таалайнен, проживающего в одиночестве на одном из верхних этажей. Мистера (миссис?) Таалайнен могло не оказаться дома, могли помешать гости или еще что-нибудь. Ох, Люцифер, ну и мороки с этим Вилле.… Если бы не он, я могла бы быстренько проверить все квартиры одним коротким посещением через окно. Ан нет. Оставлю его одного – натворит чего-нибудь. Придется работать по-человечески. Ненавижу.
Я нажала на черненькую кнопку звонка. За дверью послышалось шебуршание.
- Добрый вечер. Что вы хотели?
- Добрый вечер. Простите, что так поздно, но мы с… братом нашли на улице кошелек с вашим именем и адресом.
Я несла полный бред. Нужно было, чтобы она открыла дверь и показала мне свои глаза. Я старательно улыбалась, а Вилле ошарашенно смотрел на меня, никак не ожидая услышать из моих уст столь слаженную финскую речь. Шебуршание затихло.
- Кошелек? С моим именем?
- Да-да. Мы решили вернуть его тут же, чтобы вы не беспокоились об утрате.
- Как странно. Я сегодня не выходила на улицу. Может, это ошибка?
Дверь. Открой дверь, дура, открой.
- Правда? Какое странное совпадение.
- Да, действительно странно. Погодите, я открою дверь и посмотрю.
Да. Наконец-то. Ангелы бы тебя побрали, ну и долго же ты соображаешь.… Давай скорее, не заставляй ждать гостей с того света…
В двери щелкнул замок. В щель выглянул светлый настороженный глаз. Добрый вечер, впусти нас. Ведь ты нас ждала. Невежливо держать гостей на пороге. Впусти. Женщина приподняла брови, улыбнулась, широко распахнула дверь и жестом пригласила войти. Пока Вилле закрывал за собой, я резким движением все того же указательного пальца отключила ее. Женщина испуганно вскинула брови, приоткрыла от удушья рот и рухнула на пол. Доля секунды и анестезия вступила в действие.
- Что ты с…
- Ничего, успокойся. Она спит.
Видимо, мои трехдневные инъекции успели возыметь на него определенные действия. Выражение страха и беспокойства на его лице сменилось любопытством. Он окинул мою жертву серо-зелеными глазами, мило поджал губки.
- Как ты быстро.… А что с ней делать?
- Увидишь. Раздевайся, жарко.
Он разделся, подошел к женщине, заглянул ей в лицо.
- Подними ее и положи вон туда, на диван. Левым боком ко мне.
- А вдруг здесь еще кто-то есть?
- Нет тут никого. Распахни на ней ворот халата.
- А ты всегда так быстро работаешь?
- Угу.
Я подошла к дивану, села на корточки, устроила голову женщины так, чтобы удобнее было укусить. Притянула за руку Вилле. Он уселся на пол рядом со мной. Пахнул адреналином. Глаза горят любопытным блеском, щеки немного румяные от мороза, на чуть опущенных кончиках чувственных губ дрожит улыбка, темные пушистые волосы растрепались. Мой упыреночек. Красивый ты. Я опять подумала о своих вишнево-мятных конфетках. Улыбнулась Вилле и провела пальцем по шее спящей женщины.
- Смотри. Это артерия. Потрогай, только аккуратно. Чувствуешь, она пульсирует? Это значит, что она жива. Кусать нужно так, чтобы верхние зубы прошли прямо по артерии, а нижние – под ней. Чтобы не ошибиться, нужно сверить курс губами или языком.
- А слева или справа.… Кусать?
- Без разницы. Лично мне удобнее слева. Кусаешь неглубоко, чтобы не прокусить артерию насквозь. Ты только учишься, так что убивать жертву ты не будешь. Пока.
- Пока? А потом?
- А потом – потом. Смотри, ты нижними зубами как бы упираешься, но кусаешь в основном верхними. Тебе нужно сделать просто небольшой прокол в артерии, а не выгрызть кусок шеи. Кровь пойдет сама из четырех ранок одновременно. Пока ты учишься, ее нужно просто слизывать. Пока я не остановлю тебя. Понял?
- Да.… А сейчас что мне делать?
- Сейчас я сама ее укушу, а ты посмотришь. А потом я дам тебе попробовать.
- Попробовать?! Кровь?! Сейчас?!
- Да, сейчас. Не волнуйся, тебе понравится.
В серо-зеленых глазах появилась тревога. Но вместе с тем в них сквозило и радостно-любопытное ожидание. Странно, но у Вилле совсем не острые клыки, даже для людей. Они почти ровные, как резцы. И вот этот человек без клыков становится вампиром.… И почему они выбрали именно его? Ангелы их разберут…
Я облизнула губы, нащупала языком артерию и укусила. Вилле, склонившись к моему лицу, внимательно наблюдал. Забрав у женщины необходимую мне энергию, я оторвалась от нее и уступила место Вилле. Он нерешительно склонился над ней, взглянул на четыре струйки ароматной алой крови, стекающие по белой шее. Робко прикоснулся кончиком языка. Облизнулся. Помедлил. Снова дотронулся языком, на этот раз более решительно. Начал слизывать бежавшую кровь, дыша все чаще и отрывистее, все более жадно работая языком. Взял женщину за лицо, еще крепче приник к ней, прикрывая язык губами, с наслаждением поглощая ее живую, горячую, соленую кровь. Я намеренно укусила легко. Зачем ему передозировка? Прикрыл глаза от блаженства. Говорила же, понравится. Наконец я мягко дотронулась до его обнаженной шеи. Увидела татуировку, похожую на пентаграмму внизу его живота. Поскреблась ногтями. Он с трудом оторвался от женщины, вытирая губы тыльной стороной большой ладони. Вены на шее набухли, воздух из дрожащих ноздрей вырывался часто и со свистом, серо-зеленые глаза заиграли немногочисленными желтыми искорками. И сразу стали какими-то демоническими. Молодец, прошел боевое крещение. И стал еще красивее. Молодец.
- Ада.… А она не умрет?
- Нет.
- Ада, ну не молчи. Ну, измени ты, наконец, своей обычной неразговорчивости. Поговори со мной, ну пожалуйста! Неужели ты абсолютно всегда такая? Ада… Я чувствую себя.… Каким-то каннибалом, убийцей… Ада, я ведь всего месяц назад не мог даже представить себе, что я буду.… Пить человеческую кровь. Кровь, кровь, я пью кровь.… Какой.… Какой кошмар… Я пью кровь… Боже мой…
Он схватил меня в охапку и ткнулся носом мне в шею. Во время всего монолога его серо-зеленые глаза бегали с огромной скоростью, опущенные уголки губ дрожали, брови вскинуты. Я гладила его каштановые волосы и думала о том, что надо бы отучить его употреблять в своих речах Бога.… Еще у него появляется желтизна в глазах… Жалко, без нее лучше.… Не забыть бы здесь ничего, а то оставим, женщина с ума сойдет… Он моргал мокрыми пушистыми ресницами мне в шею и что-то бубнил в плечо.
- И ведь мне понравилось…
Он шмыгнул носом, поводил головой и стал дышать теплым воздухом мне в ухо.
- Ада, что мне теперь делать?
- Ничего. Просто покажи мне город.
За этот крошечный промежуток времени он, как мне показалось, успел показать мне весь город. От каких-то непонятных закоулков до самого центра. Наконец, мы вышли на набережную, окутанную огоньками, отражающимися в воде. Я жутко замерзла. Он обнял меня и принялся осторожно согревать дыханием. Мимо прошел какой-то нетрезвый мужчина, остановился и пожелал нам счастья. Я почему-то смутилась, а Вилле расплылся в счастливой улыбке и радостно его поблагодарил. Мужчина с умным видом, понимающе так, кивнул и пошел дальше.
- Тебе холодно?
- Угу.
Его черный профиль выделялся на фоне огоньков. Милый такой профиль, с сильно вогнутой переносицей, немного курносым носом и шапкой, надвинутой на самые глаза. Выбивающиеся пряди блестели от инея, изо рта шел белый пар, на пушистые ресницы оседали снежинки, и он очень смешно моргал, чтобы они побыстрее растаяли.
- Да, холодно. И снег идет.
- Все равно красиво.
- Красиво. Только жаль, что ты не видела Хельсинки летом. Здесь красиво не только зимой.
- Покажешь как-нибудь.
- Покажу, конечно. Мы придем сюда вместе, и я покажу тебе летний Хельсинки. Ты просто обязана это увидеть. Здесь такое голубое небо и желтое-желтое солнце…
…Я сижу в небольшом кафе в центре Хельсинки. За окном ярко светит теплое солнце, дышит свежим запахом зелень на деревьях, легкий летний ветерок колышет волосы прохожих. В левой руке у меня карандаш, в правой – чашка с кофе, на столе толстая тетрадь, исписанная почти целиком. Обычная девушка в обычном финском кафе. Мимо проходит блондин в синей футболке и садится за мой столик. Говорит что-то о погоде. Я его не слышу. Блондин, вероятно, подумав, что натолкнулся на глухонемую сумасшедшую, отходит. Подходит официант, останавливается около меня, стучит пальцем по столу.
- Девушка, вы хотите еще чего-нибудь?
- Кофе, пожалуйста.
- Кофе? Но это уже шестая чашка. Не думаете, что вредно для здоровья?
- Вредно.… Тогда апельсиновый сок.
- Отлично. Девушка, вы здесь уже несколько часов. Пишете роман?
- Нет.
- Нет? А что же? Вы простите, мне просто любопытно.
Я отрываюсь от своей тетради и смотрю на официанта. Невысокий, русый, весь в веснушках, дружелюбно улыбается. Смотрю в окно.
- Ну.… Это что-то типа мемуаров.
- Мемуаров? В таком возрасте – и уже мемуары?
Опять улыбается, подмигивает. И даже не представляет, сколько мне лет на самом деле.
- Наверное, у вас бурно прошла молодость…
- Да нет.
- Нет? Тогда о чем же мемуары?
- О чем?... Скорее, о ком…
- О ком.… И о ком же, если не секрет, можно несколько часов, не двигаясь с места, заказывая один сплошной кофе, писать мемуары?
- Об.… Об одном.… Который очень много для меня значил.… И значит…
- Значил? Вы расстались?
- Ну, вроде того…
- Да? И давно?
Опять смотрю на официанта. Обычный такой, ничего особенного. Но что-то я разоткровенничалась с ним. И это совсем меня не напрягает… Странно как-то…
- Год. Сегодня ровно год.
- Он бросил вас?
- Да нет…
- Вы его?
- Я… Я не знаю.… Нет…
Он с опаской смотрит на меня, аккуратно вынимает чашку из моих пальцев и уходит. За окном теплое финское лето, голубое небо и желтое-желтое солнце…
- Вилле…
- Да?
- А ты скучаешь?
- Скучаю? Не знаю... Честно, не знаю. Сначала скучал, безумно просто. По друзьям, по родным.
- А по девушке?
- По девушке… Моя девушка бросила меня. После почти пяти лет, проведенных вместе. Просто в один прекрасный день высказала мне все обо мне, забрала занавески из моей квартиры и ушла.
- Прости… Я не знала.
- Да ничего. Моя депрессия уже закончилась. Все нормально.
- А была?
- Была. Я провалился в самую черную и глубокую пропасть в моей жизни. Но меня оттуда вытащили друзья и родные. Только вот теперь… Я уже не так скучаю по ним по всем.
- Почему?
- Не знаю… Я просто хочу уйти из этого мира, потому что у всех вокруг ядовитые сердца.… Не моя песня, но как подходит.
…Снова подошел официант и поставил передо мной стакан с соком.
- Вот ваш сок.
- У всех вокруг ядовитые сердца…
- Что? Что вы сказали?
- Нет. Нет, ничего. Спасибо за сок.
- Да.… Не за что. Это моя работа. Девушка, а вы ведь не финка?
- Нет.… А откуда вы знаете?
- Да так… Глаз наметанный. А что привело вас в Хельсинки? Экскурсия? Или работа, учеба?
- Да нет…
- А что же?
- Ну, просто.… Один.… Ну, он очень хотел, чтобы я увидела Финляндию летом. Мы не смогли вместе.… А сегодня ровно год, и я решила.… Сама.… Ведь он хотел.… Очень хотел…
- Ох, простите, я не знал… Я не понял сразу…
- Что не знали?
- Мои… Мои соболезнования…
- Соболезнования? Слушайте, а не лезли бы вы не в свое дело! Ангелам с нимбами в задницу ваши соболезнования! Идите отсюда! Подойдете, я все ваше поганое кафе разнесу к ангелам собачьим! Пошел отсюда, плохо слышно?!
Он в страхе попятился от моего столика.
…Мы вернулись и стали отогреваться чаем. Вернее, я стала. Он был очень теплым и заявил, что после регулярного потребления внутрь ледяного пива никакой холод извне ему не страшен. Он ходил вокруг меня, постепенно стаскивая теплую одежду и насвистывая очередную песню. Потом, отогрев мне руки, ушел на веранду, прихватив гитару.
Я пила очередную кружку обжигающего чая и слушала доносившиеся с веранды звуки. Все-таки очень приятно ощущать себя чьей-то музой. А в особенности его музой. А еще приятнее потом слушать творения о себе, хоть они и отдают меланхолией и фатальностью.
Наконец, он вернулся, нахмуренный и сосредоточенный.
- Привет.
- Привет.
- О чем твое очередное творение?
- О тебе, ты же знаешь.
- А конкретнее?
- О тебе. Конкретно о тебе. Ядовитая девочка.
- Ядовитая?
- Ну а какая? Ты моя ядовитая девочка. И вкус яда на твоих губах – вкус могилы.
- Красиво.
- Спасибо. Потом сыграю, когда закончу. Ада, а можно спросить?
- Давай.
- А если я.… Ну.… Еще хочу.… Немножко.
- Чего? Крови?
- С чего.… С чего ты это взяла?
- А что – нет?
- Ну.… Да.… Только вот.… Ну.… Только не злись. А твоя кровь тоже ядовитая?
- Зачем тебе?
- Да просто… Мало ли… Может, я напишу…
- Байки про песни не пройдут. Чего ты хочешь? Моей крови захотел?
- Ну… Я просто… Просто попробовать.… И все…
- Почему бы и нет?
- Ты что, с ума сошла?! Как я могу пить твою кровь?!
- Зачем тогда спрашиваешь?
- Просто… Ну. Просто узнать. Просто так.
- Вилле. Я серьезно. Хочешь – могу тебе это устроить.
- Серьезно? А как… Ты же не дотянешься до своей шеи…
- Вилле… Кровь не только в шее. Ты не в курсе?
- В курсе…
Он ошарашено вылупил на меня серо-зеленые глаза в пушистых ресницах. Нет, милый, я не чокнулась. По крайней мере, еще не окончательно.
Я усадила его рядом с собой на диване. Он похож на воробья. Не знаю, почему. Просто похож. Я поднесла к губам правое запястье, в раздумье посмотрела на голубоватые вены под белой кожей. Аккуратно прокусила. Появились ярко-красные капельки. Все больше и больше. Превратились в тоненькие струйки и потекли к локтевому сгибу. Две блестящие дорожки крови. Я взглянула на Вилле. Он следил глазами за движением красненьких струек. Потом аккуратно взял меня за руку, поднес ее к губам. Теплым языком слизнул кровь. Мягко поцеловал запястье, прикоснулся языком. Резко выдохнул горячий воздух мне в ладонь. Он пил, и его глаза наливались зеленым. Как в фильмах про вампиров. Серый цвет исчезал прямо у меня на глазах, растворялся, уступая место демонической зелени. Он прикрыл веки и впился мне в руку. На самом деле, он выпил мало, но мне показалось, что в него ушла половина моей крови. Нет, не усталость, не головокружение. Просто ощущение, что я уже не целостный организм, что я сама отдала ему половинку себя. Я дернула пальцами. Он оторвался от запястья и принялся покрывать горячими кровавыми поцелуями мою ладонь, окрашивая белую кожу красной кровью. Взглянул на меня демоническими зелеными глазами.
- Какая же ты вкусная. У той женщины кровь была просто очень теплая. А твоя кровь огненная. Ты обожгла меня изнутри, мне показалось, что у меня взорвалось сердце. Я много выпил?
- Нет.
- А мне кажется, что я заполнил твоей кровью место той крови, которую у меня забрала ты. И что я сейчас состою наполовину из себя, а наполовину – из тебя.
А ведь у меня такое же ощущение…
- Мы с тобой произвели обмен. Поменялись половинками сердец. И знаешь… Мое сердце все равно целое. Потому что твоя половинка подошла идеально, подошла и слилась с моей.… Навсегда и неразрывно… Ада, я люблю тебя.
- Вилле…
- Я люблю тебя. Разве твое сердце отторгло меня, оно отторгло мое сердце? Ведь нет. Я люблю тебя, Ада. И если любовь умрет, то она станет похоронами сердец.… Видишь, у меня песнями говорить получается красивее.… Намного.… Эта любовь станет похоронами наших сердец, слившихся в одно целое.
А ведь он прав.… В моем теле течет его кровь, она бьется в моем сердце вместе с половинкой его сердца, она поддерживает мою жизнь.… Несмотря ни на что.… Навсегда…
Я заставила его лечь спать, несмотря на все протесты. Он захлопнул зеленые глаза со словами, что спать он не хочет и не будет, и тут же заснул. Младенец. Мой упыреночек. Самый настоящий с сегодняшней ночи упыреночек.
Наутро он взглянул на меня ничуть не изменившимися демоническими зелеными глазами, без малейшего намека на былую серость. Когда его увидел Говард, он поперхнулся собственной слюной. Про наш обмен я ему не рассказала, и он запретил мне водить моего дитятю в Хельсинки. Аргументируя это тем, что тамошний воздух на него, вероятно, имеет непредвиденное воздействие. Ага, воздух, как же.… Но об этом тебе, Говард, знать совершенно необязательно.
Он продолжал обучаться искусству кровопития. Мы с ним были в Риме, Париже, Вене, на Гавайях, в каких-то непонятных деревнях Африки. Он мешал в себе человеческую кровь, привыкал к ней, усваивал. Некоторое время спустя у него появились клычочки, не больше, чем у всех нормальных людей. Он постепенно перестал наедаться человеческой пищей, но питаться исключительно кровью он пока не мог. Говард никак не мог нарадоваться и хвалил поочередно то меня, то его. И улыбался, улыбался почти непрерывно. И я улыбалась. И Вилле. И вот мы втроем абсолютно по-тупому улыбались, не чувствуя ничего, кроме гордости друг за друга.
Той ночью я должна была забрать одного немца, и Говард отправил Вилле вместе со мной. У этого поганого немца во всей квартире были понатыканы одни сплошные распятия, так что пришлось подбираться к нему очеловеченным путем. Мой упыреныш к тому времени обладал пусть и нетвердыми, но все же умениями, которые Говард называл базовыми. Поэтому хотя бы тащиться пешком от этой поганой башни с лифтом до квартиры клиента было не нужно. Я благополучно оказалась в подъезде обычного берлинского дома. Неблагополучие состояло в том, что я оказалась там в одиночестве. Этот зеленоглазый валенок, ангелы бы его побрали, похоже, затерялся по пути. Меня раздирала злость, времени было мало, консьержки в подъезде не было вовсе, а замок в двери гипнозу не поддается.
Он появился в полутора метров от пола и хлопнулся прямо мне под ноги.
- Вилле, - я пошипела, - не мог потише упасть?! Аж стены трясутся!
Потирая ушибленный зад, он огляделся.
- Давай я посвечу.
- «Посвечу». Ты мне уже один раз посветил. Чуть весь дом не спалил. Посвети он. Отойди!
Я зажгла в правой ладони огонек, а левой принялась бороться с замком. Вилле стоял сзади и сдавленно кряхтел.
- Не кряхти.… И хватит дуть мне в ухо, ты меня отвлекаешь!
- А я и не дую.
- А что ты делаешь?!
- Дышу.
- Ну, не дыши тогда.
- Ну так я умру.
- Вампиры бессмертны.… Есть! Заходи давай, чего смотришь?
На лестнице он умудрился чихнуть. И не просто чихнуть, а ЧИХНУТЬ. Я тут корячусь, пытаюсь действовать как можно более тихо, а ему все равно. Подумаешь, весь дом перебудил.… Но клиента мы все же забрали. Даже странно…
Потом его позвал Говард. А потом он пришел ко мне.
- Ада? Ада, ты спишь?
- Вилле? Я думала, ты у Говарда.
- Я уже вернулся.
- Я вижу. Иди спи. Не хватало еще, чтобы ты день с ночью перепутал.
- Ада, я хочу поговорить…
Таким напряженным я его еще не видела. Щелкнув пальцами, я осветила комнату и его бледное лицо. Ноздри подрагивают, зеленющие глаза какие-то подозрительные.
- Что?
- Ада, они хотят забрать меня.
- Чего?
- Они хотят забрать меня к себе.
- Куда к себе?
- Я не знаю.… Но они хотят меня забрать, хотят сделать меня себеподобным. Ада, высшие вампиры хотят меня забрать отсюда.
Ту до меня дошло.… Это зеленоглазое дитятко приглянулось высшим вампирам.… Это значит, что он не так плох, как я думала. Что у него есть потенциал, и большой, судя по всему… Молодец, я его недооценивала.… Но это означало так же.… Это означало, что он уйдет с ними туда… Туда, откуда возвратиться уже невозможно и куда нельзя просто так попасть. Он уйдет навсегда. Навсегда уйдет от меня…
- Ада, я больше никогда тебя не увижу…
Опять читаешь мои мысли… Может быть, в последний раз…
- Ада, ведь никогда…
- Я рада за тебя, Вилле. Ты не такой пропащий, как я думала. Надеюсь, ты оправдаешь их ожидания.
- Ада… Что ты говоришь?
- Как что? Я выражаю тебе свои поздравления.
- Прекрати. Прекрати это.
Он пронизывал меня глазами, пронизывал насквозь. Он прекрасно все видел, он прекрасно понял, что внутри меня все оборвалось от его слов. Он прекрасно все почувствовал. Но сейчас ему этого мало. В его глазах читалась болезненная просьба, болезненное желание не просто понять на уровне интуиции. Он просил меня своими зелеными глазами сказать ему вслух все то, что он так хорошо понимал, открыть перед ним свое сердце хотя бы один раз…
- Прекрати это, Ада. Ну пожалуйста. Ну.… Ну хотя бы сейчас не молчи.… Не молчи, пожалуйста, не молчи…
Последние слова он прошептал…
- Я… Вилле, я не знаю, что сказать…
- Ты знаешь. Знаешь. Не молчи, Ада. Только не молчи.v
Ни до, ни после со мной такого не было. Мое темное, одинокое, надежно укрытое от посторонних глаз сердце забилось. Забилось по-настоящему, впервые с моего появления на свет. Странно, но я словно почувствовала, как он рвется из своего черного ледяного укрытия, рвется навстречу этому высокому, истатуированному, рассеянному, в высшей степени неорганизованному, вечно лохматому и постоянно все забывающему раздолбаю. К этому милому, смешному, нежному, забавному, такому дорогому и любимому чуду с завораживающими зелеными глазами.
- Я… Вилле… Я… Я люблю тебя.
Расцвел, как обычно. Заиграл ямочками, по-детски взмахнул руками.
- А ведь я знал! Знал! Ты ругаешь меня, бьешь посуду, пытаешься бить меня – и все равно любишь! Любишь.… С самого начала… Мы стали рабами этой любви с момента нашего прикосновения…
Прав. Как всегда прав. И как всегда выдает одну из песен, крутящихся в его ненормальной кудрявой голове. И как всегда заставляет меня признаться в том, в чем я не признавалась даже самой себе…
- Ада… Мы больше никогда не увидимся. А ведь это нечестно.
- Что нечестно?
- Нечестно расставаться с любимой, когда только что узнал о взаимности. Это нечестно уходить навсегда от того, кого любишь, без права на объятие, на прикосновение, даже на слово. Ада, это неправильно.
- Ты же сам сказал.… У всех вокруг ядовитые сердца.… Нет другого выхода, Вилле, нет.v
- Нет? Ты не права, Ада. Он есть. Есть. И он стоит сейчас напротив меня.
Его слова повисли в воздухе. Он ощупывал меня глазами, заглядывая в мои глаза. Радостно убеждался, видел подтверждение моих недавних, робких, но таких долгожданных слов. Протянул руку, дотронулся до моей щеки, осторожно убрал с моего лица темную спираль волос. Подошел поближе. Обнял. Хорошо…
- Я никогда и не мечтал встретить кого-то, подобного тебе. И я никогда не мечтал, что мне будет нужен кто-то, подобный тебе…
- Это не твоя песня.… Да?
- Да, не моя. Я никогда не мечтал, что полюблю кого-то, подобного тебе. И никто, кроме тебя, не может меня спасти. Не моя. Но хорошая песня, да?
- Да…
Я потерлась щекой о его плечо, запустила руки под его майку и обняла за обнаженную спину. Он говорил мне в волосы, обдавая их горячим дыханием.
- А есть еще одна песня. Тоже не моя, но тоже хорошая. Все, чего я когда-либо хотел, все, в чем я когда-либо нуждался, здесь, в моих объятиях.
- Хорошая…
- Ты – все, чего я когда-либо хотел, моя любовь. И ты мои небеса сегодня. И мне больше ничего не нужно. Слышишь? От этого мира мне больше не нужно ничего. А если у меня отнимут тебя, то мне больше не будет нужен и этот мир. А тебя у меня отнимают. Понимаешь? 666 способами я люблю тебя и надеюсь, что ты чувствуешь то же самое. Я убиваю себя ради твоей любви, 777 способами я люблю тебя, пока моя смерть не разлучит нас. Я твой, и я умираю ради твоей любви, я твой, и мои небеса там, где ты…
- Ты с ума сошел?!
- Нет. Просто я так не смогу жить. Ада, я вампир, и я не могу с этим смириться. Я уже не могу наесться нормальной пищей. Мне уже больно смотреть на солнце. Я уже вижу эти ужасные желтые пятна на глазах. И я должен буду жить без солнца и без тебя. И так пойдет моя вечность. Я совсем недавно это понял. Я понял, что не смогу показать тебе летний Хельсинки. Не смогу показать тебе голубое небо и желтое-желтое солнце. Но ведь я не смогу увидеть не только день, но и тебя в этом дне. Моя жизнь превратится в одну сплошную ночь, ночь без тебя. Если бы рядом со мной была ты, я бы просто не смел жаловаться. Одна сплошная ночь рядом с красивой девушкой.… А ведь ночью, помимо сна, можно заниматься и куда более интересными вещами…
- Извращенец! Ты даже жизнь вампира описываешь с точки зрения своих извращенных понятий!
- И все-таки… Тебе ведь будет меня не хватать, каким бы извращенцем я ни был?
Ну конечно же будет, мой любимый… Как же тяжело осознавать, что твой любимый покинет тебя, ведь ты только-только поняла, как сильно ты его любишь…Как мне будет не хватать твоего низкого голоса, твоего запаха, твоей улыбки, твоих ямочек, твоих зеленых глаз, твоих татуировок, твоих песен. Мне будет не хватать твоих объятий, которые ты раздавал мне с похабными намерениями и невинной улыбкой, твоих пошлых шуточек и даже твоего извращенческого образа мыслей. И ты об этом знаешь…
- Мне больше ничего не нужно. Ничего. И жизнь в том числе. И ты должна помочь мне.
- О чем ты?
- О чем? Ты до сих пор не поняла? Ты одна способна раз и навсегда лишить меня всех страданий. И только я один способен подарить тебе то, чего ты ни разу в жизни не испытывала.
- Вилле…
- И вкус яда на твоих губах – вкус могилы…
- Нет! Я не сделаю этого! Я не смогу! Я не смогу убить тебя! Забудь об этом.
- Я не хочу, чтобы ты убивала меня. Я хочу подарить тебе то, чего по своей воле не подарит никто.
- Это и будет убийством!
- Нет. Это будет подарком. Обоюдным.
- Вилле.… А вдруг.… Вдруг мы еще сможем…
- Не сможем. Никогда не сможем. Оттуда нет возврата. И никогда не будет. А оттуда, куда отправишь меня ты, возврат может и найтись.
- Откуда он там возьмется? Ты умрешь. О каком возврате ты мне талдычишь?!
- Но ведь ты там никогда не была. Люди тоже уверены в том, что вампиров не существует. И параллельных миров, в которых мы с тобой живем, тоже. Но ведь они никогда здесь не были. Я обещаю тебе, что вступлю в сделку с самим дьяволом, лишь бы увидеть тебя еще раз.
- Вилле… Дьявола там быть никак не может…
- Но ведь ты там не была!
- Я не смогу.… Не смогу.
- Сможешь. Я знаю, и я чувствую так же хорошо, как и ты, что смерть влюблена в нас.
- Ох, Люцифер… Вилле, ты все поешь. Ну как так можно…
- Ты никогда этого не слышала и никогда целиком не услышишь. Так что я лучше спою сейчас. Ты моя муза. Может быть, я встречу там где-нибудь твоего Люцифера и попрошу его закинуть меня назад.
- Он не мой…
- Ты должна. Я люблю тебя. И хочу умереть для тебя. Прямо сейчас. Иначе будет поздно. Меня отпустили только для прощания. Я хочу умереть для тебя, Ада.
Он склонился к моему лицу, обдал кожу горячим дыханием. Его теплые губы прикоснулись к моим.… Как странно: первый поцелуй испытать больше, чем через век после рождения.… Ох, Люцифер… Боже мой… Его теплые, чуть солоноватые губы, его нежный язык… Его горячее дыхание на моей коже… Его пряный вкус… Слабеющие руки, сжимающие мою спину… Горячие струи воздуха, все реже обдающие мое лицо… Я чувствовала грудью, что его сердце бьется все медленнее. Он приоткрыл рот, отпустил меня, осел на пол. Из моих глаз хлынули слезы, закапали ему на лицо, попали на губы. Он так знакомо облизнулся… Я бухнулась на колени, взяла его голову. Нет, нет.… Нет, Вилле, нет.… Нет, любимый… Я же люблю тебя!
- Вилле, нет! Я люблю тебя, милый! Нет, ну пожалуйста! Нет…
Слезы капали на его губы, он облизывался, все медленнее, медленнее… Пушистые ресницы дрожали, грудь поднималась все реже… Он открыл глаза. Демоническая зелень исчезала, пропадали желтые точки. Они вновь становились серо-зелеными, не такими пугающими. И без того бледная кожа бледнела еще больше, полуоткрытые губы светлели, почти сливаясь с цветом кожи. Он все еще пытался что-то сказать… Я склонилась к его лицу, его губы, шевелясь, легко задели ухо.
- Мое сердце останавливается только для тебя.… Похорони меня в своем сердце, моя ядовитая девочка… Я люблю тебя…
- Вилле! Вилле, я люблю тебя! Спасибо тебе, спасибо за все, что ты мне подарил. Спасибо…
- Спасибо тебе, Ада… Я люблю… Тебя…
Дыхание оборвалось, оно больше не обжигало мое ухо. Грудь не поднималась, стук сердца не прослушивался.… Даже артерия на шее была нема… Он умер.… Умер у меня на руках.… Для меня… Он умер. Умер! УМЕР! НЕТ! НЕТ!
Чьи-то руки у меня на плечах.… Отпусти.… Отпусти меня! ОТПУСТИ! ОН УМЕР! ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ! ОТПУСТИ!
- Мы опоздали. Он все-таки сделал это. Ада, успокойся. Успокойся, это истерика. Успокойся, я сказал!
Резкий хлопок. Больно… Резкая боль в левой щеке…
Я обнимала его, обнимала его тело. Эти руки больше никогда не прикоснутся ко мне, никогда не заключат меня в объятия… Губы никогда не улыбнутся… Глаза не откроются.… Никогда.… Никогда…
Я не знаю, где он. Ведь я там никогда не была. Он приходит ко мне во сне. Часто. Я только не чувствую его запаха. Может, он и правда соблазнил там кого-нибудь.… И теперь его отпускают ко мне.… А может, я просто никак не могу его забыть. И эти сны – лишь игры моего воображения.… Как бы там ни было, я все равно люблю его. И он все равно останется в моем сердце. Навсегда. На всю долгую, нескончаемую, бесконечную вечность. Где бы он ни был, его половинка сердца всегда со мной, как и моя с ним. Она всегда бьется в моей груди. И будет биться. Навсегда.
