Don’t run away
Cause I can’t live without you
Please stay
And I’ll learn to love you right
Don’t run away
I never wanted to hurt you
Please stay
And I’ll learn to treat you right.
You know our sacred dream won’t fail
The sanctuary tenderness so frail
The sacrament of love
The sacrament of warmth is true
The sacrament is you
Она сидела на лавке и, вытянув ноги, прищуренными глазами наблюдала за проходящими мимо людьми. Одни куда-то спешили, другие шли прогулочным шагом. Такие разные и в то же время, такие похожие. Толстые, худые, мужчины, женщины, дети… Почти все светловолосые, почти все высокие. Все одеты во что-то летнее. Все куда-то идут, куда-то направляются. У всех свои заботы, свои мечты, свои проблемы… У всех свои… В толпе мелькнула черная футболка с белым рисунком… У всех свои судьбы… Вспышка, какой-то щелчок в голове. Она подорвалась с места и ринулась за черной футболкой, панически боясь потерять ее. В сердце стучала сладкая надежда, прерываемая острым страхом потери. Футболка, футболка… Черная футболка… Да где же она? Только что маячила впереди, неужели… Вот она! Стоит в очереди за содовой и курит. Подскочила к нему, крепко схватила за руку, словно боясь, что он растворится у нее на глазах.
- Это ты! Ты!
- Что… Что?
Ошарашенно взглянул на нее, пытаясь освободиться.
- Это ты! Ты, ты!
- Ну, я вроде как…
- Это ты! Наконец-то!
- Эээ… Девушка, добрый день.
- Добрый? Да это лучший день в моей жизни! Я нашла тебя! Нашла!!
Она возбужденно заглядывала ему в лицо, ощупывала его руку, словно бесценное сокровище. Наконец, схватила его руками и прижалась щекой к белому рисунку.
- Я тебя нашла…
- Ну да… Похоже, нашли… А можно узнать…
- Сандрин. Меня зовут Сандрин.
- Очень приятно, Вильгельм.
Она разжала руки и дернула его за рукав.
- Я художница. И ты… Вы… Вы должны мне позировать.
- Я – что?
- Позировать. Вы должны мне позировать. Нет, вы просто обязаны. Прямо сейчас.
Она бесцеремонно взяла его за руку и потянула из очереди, изумленно на них поглядывающей.
- Сейчас?!
- Да, сейчас. Я вас искала всю жизнь. И нашла. И ждать не собираюсь. Так что сейчас.
Он с любопытством взглянул на темную кудрявую голову, выделяющуюся среди светловолосых финнов и запрокинутую наверх, чтобы лучше его видеть с высоты своего небольшого роста.
- Сейчас… Ну пойдемте…
- Пойдемте. Вилле – можно? – вы себе даже не представляете, как долго я вас искала.
- Заходите, располагайтесь.
Они вошли в небольшую квартиру в центре Хельсинки: спальня, гостиная, кухня, ванная с туалетом и еще одна комната, отведенная под мастерскую. Сандрин заперла дверь и, не снимая босоножек, повела туда Вилле. Пол, стены и потолок были выкрашены в белый цвет, все остальное тоже было белым: светильники, занавески, диван – все. Посреди комнаты стоял мольберт с начатой картиной, рядом прямо на полу валялись тюбики с краской, кисти, грифели, использованная палитра, кнопки, пачки из-под бумаги, папки, карандашные рисунки. В углу – несколько рам с уже готовыми картинами. Сандрин сгребла с дивана кучи листов с набросками и чертежами и усадила на него Вилле.
- Уютно тут у вас.
- Спасибо.
- Никогда не был в мастерской художника. Да и с самими художниками, честно говоря, никогда не встречался.
- Да ладно вам, какая там мастерская. Самая обычная помойка. Хотите чего-нибудь?
- А что есть?
- Да немного. Сок, вода, кофе, чай.
- А пиво?
- Пива нет.
- Ну, тогда кофе. Со сливками и сахаром.
- Ладно. Посидите, я сейчас.
Она еще раз взглянула на него и вышла. Он откинулся на спинку дивана.
- Эй… Сандрин?
- Да?
- А можно я покурю?
- Чего?
- Покурить можно?
- А, да пожалуйста. Только окно открой.
- Окно? Какое окно?
- Ну…
Она вернулась, держа в руках чашку. Запахло кофе. Вилле потянул носом запах и облизнулся.
- Вот окно. Там форточка наверху. Открой сам, я не дотянусь, стул надо брать.
- А, хорошо.
Сандрин ушла обратно. Вилле нашел форточку, открыл, уселся на диван, закурил и удовлетворенно вздохнул. Обвел глазами комнату и принялся рыться в куче карандашных рисунков на другой стороне дивана. Через несколько минут Сандрин вернулась с двумя чашками ароматного кофе.
- Возьми. Я не знала, сколько сахара, положила две ложки.
Нормально?
- Да, конечно. Спасибо.
Он прикрыл глаза и пригубил кофе. Сандрин села рядом, подложив под себя одну ногу, развернулась к нему и принялась его рассматривать поверх чашки.
- Что такое?
- Ничего. Просто я до сих пор не могу поверить, что тебя нашла.
- Ааа… А почему вы так на меня смотрите?
- Просто так. А что?
- Да нет… Просто неуютно, когда вот так рассматривают. Расскажите мне что-нибудь про себя.
- Ну… Меня зовут Сандрин. Родилась в Париже, потом жила в Марселе, а еще потом переехала в Хельсинки. Вот и все, собственно.
- А почему именно Хельсинки?
- Не знаю… В Париже было слишком шумно, в Марселе – слишком скучно. Одно сплошное море. У меня все окна в квартире выходили на море. Это ужасно. Куда ни взглянешь – всюду эта вода, эти волны…
- А я думал, море вдохновляет…
- Я тоже так думала. Потому и переехала. Оказалось – нет. Оно сводит с ума. Хельсинки тоже на берегу моря, но… Ну, здесь все не так. Я в школе изучала финский. Про Финляндию нам что-то такое рассказывали… Я уже не помню. Вот я и решила уехать сюда. Нужно же было что-то выбрать.
- Нет, ну а почему… Именно Финляндия-то? Есть много других стран…
- Говорю же, не знаю. Это, наверное, было каким-то знаком. Ведь нашла я тебя именно здесь, а не в какой-то другой стране.
- Нашли? А вы меня искали?
- Да не то чтобы искала. Ты снишься мне по ночам. Уже много лет. Почти каждый раз. Но, знаешь, как-то призрачно. Я пытаюсь рассмотреть лицо, запомнить его – и не могу. Каждый раз я запоминаю что-то одно: улыбку ли, глаза. Но никак не могу все это совместить, собрать воедино. И никак не могу успокоиться.
Она говорила, жестикулируя левой рукой и дотрагиваясь длинными пальцами до чашки. Вилле смотрел то на ее лицо, то на пальцы, то на блестящие зеленые глаза. Когда она замолчала и поднесла чашку к губам, он опять обвел глазами комнату. И чуть не поперхнулся собственным кофе. Из угла на него смотрел… он же. На полу стояла рама с нарисованным черно-красными штрихами лицом, почти точной копией его собственного.
- Это… Это же…
- Ну да. Это ты. Вернее, ты из моего сна. И это не единственный экземпляр.
Она отставила чашку с кофе и протянула ему папку. Несколько десятков карандашных рисунков, на каждом из которых – его лицо.
- Видишь, они все немного разные. И они все не имеют с тобой точного сходства. Это потому, что я видела тебя… Ну, расплывчато, как сквозь туман.
- А… А зачем вам я? У вас уже все есть. Очень похоже.
- Похоже. Но это не ты. Когда я все это рисовала, я сомневалась в каждом штрихе, в каждой черточке, которые я наносила на лист. Я держу в голове образ, но не могу полностью воспроизвести его на бумаге. Он слишком нечеткий и постоянно неуловимо меняется. Но теперь все будет по-другому. Я нашла тебя. И теперь ты мой.
- С чего вы взяли? Может, я не соглашусь вам позировать?
- Согласишься. Я это вижу в твоих глазах.
Вилле открыл рот, чтобы что-то ответить, но заиграла мелодия. Он закрыл рот обратно и подошел к сотовому.
- Алло. Да, привет, милая. Правда? Я тоже по тебе скучал. Конечно, уже бегу. Эээ… Сандрин, я… Мне нужно идти.
- Хорошо. Но ведь ты еще придешь? Завтра?
- Сандрин, я не знаю…
- Придешь. Пожалуйста, приходи. Я буду ждать.
Он пришел спустя неделю. Она долго не открывала, он уже собрался уходить. Но она открыла.
- Привет.
- Доброе утро.
- А я знала, что ты придешь.
- Правда?
- Да. Заходи.
Он снова вошел в белую комнату. Там ничего не изменилось: те же краски на полу, те же листы, раскиданные в беспорядке, те же рамы в углу. Сандрин опять села на диван и так же поджала под себя ногу. Взглянула на него зелеными глазами.
- А у вас ничего не изменилось.
- Да. Просто я ждала тебя.
- Ага… А что я должен делать?
- Ничего. Просто сиди.
Сандрин встала, подошла к мольберту и принялась прозрачными кнопками прикреплять лист. Вилле наблюдал за ее длинными пальцами.
- Я должен просто сидеть?
- Да.
Она закончила с листом и подошла к нему. Прищурив глаза, осмотрела его с головы до ног. Мягкими пальцами начала поправлять на его голове вьющиеся каштановые пряди, длинными ногтями задевая виски. Вилле губами попытался поймать ее запястье.
- Не надо.
- Почему? Вы ведь все равно не сможете меня выгнать.
- Не смогу. Но все равно, не надо.
Она опять отошла к мольберту и взяла карандаш.
- Не сиди как истукан.
- Так я же позирую.
- Позировать можно и не молча.
- А если я хочу помолчать?
- Молчи.
- Вам все равно?
- Да. Мне нужен ты. Молчишь или нет – твое дело. Главное, что ты здесь, перед моими глазами. Можешь даже ходить по комнате, мне все равно. Мне нужно просто тебя видеть.
- Может, я вам просто оставлю фото и пойду домой?
- Ты же пришел. Даже спустя неделю, но пришел.
- И что?
- Ничего. Значит, домой ты не хочешь.
- Вы такая странная… Видите незнакомого человека во сне, читаете его мысли… Может, вы связаны со сверхъестественными силами?
- Нет.
- Нет… Вы красивая. Никогда не пробовали создать автопортрет?
- Пробовала.
- И не покажете?
- Нет.
- Ну вот, опять нет… Кажется, я терплю поражение. Все мое обаяние разбивается о стену вашей неприступности. Любой на моем месте уже ушел отсюда.
- Но ты не уйдешь.
- Да, не уйду. Опять правильно. Кстати, я все это время думал о вас. Всю неделю. Никак не мог избавиться от какого-то беспокойства. А вот пришел – и оно пропало. Можно закурить?
- Конечно.
- Спасибо. Я вас видел всего раз, но уже не могу избавиться от мыслей о вас. Ты мне нравишься.
- Хорошо.
- Хорошо? Какая невозмутимость. Ты слишком уж уравновешенная. Мне очень хочется с тобой пофлиртовать, но наверняка ничего не получится. Ты пресечешь мои попытки на корню. Что же мне делать?
- Ничего. Просто будь собой.
- Быть собой… Это сложно.
- А ты попробуй.
- А если мое я сейчас хочет… Хочет тебя?
- Ты только что сказал, что я чересчур невозмутимая.
- Да. Ты права. Но все равно хочу. Мне кажется, мы с тобой в чем-то похожи. Не знаю, в чем. Но мне с тобой как-то… Хорошо.
- Ты со мной всего несколько минут.
- Да, и мне хорошо.
Он смотрел, как она растирала правой рукой только что проведенные линии. Такая близкая и одновременно такая далекая.
- Слушай, я чувствую себя полным дураком. За окном жизнь бьет ключом, а тут время словно остановилось. Кто ты?
- Обычный человек. Человек, который нашел то, чего искал всю жизнь. Я до сих пор не могу поверить в тебя. Такое ощущение, что ты сейчас исчезнешь. Понимаешь, это странно, но очень для меня важно.
- Ты ненормальная.
- Может быть. Подойди поближе, мне нужны твои глаза. Нет, еще ближе.
Он подошел почти вплотную и опустил на нее глаза. Сандрин невозмутимо продолжала свое занятие, внимательно его рассматривая. Он пододвинулся еще ближе, его дыхание шевелило волосы на ее голове, а грудь упиралась в мольберт.
- У тебя красивые глаза.
- Слушай, Сандрин…
- Вот сейчас ты должен помолчать. Мешаешь.
- Но Сандрин…
- Ш-ш-ш…
Она дотронулась пальцем до его губ, приказывая замолчать. Он нахмурился, но покорно оставил попытки втолковать ей что-либо. Она водила грифелем по бумаге, время от времени вскидывая на него глаза, а он молчал и обдумал свое положение. Так странно… Он видел ее всего один раз, провел с ней всего около часа, но никак не мог выкинуть ее из головы. Даже Сюзанна заметила, что с ним что-то не так. По ночам он засыпал в ее объятиях, но мысли упорно возвращались к странной француженке, чья квартира заполнена его портретами. Когда он выходил из белой комнаты неделю назад, он дал себе слово, что никогда больше туда не вернется, ведь это глупо – позировать совершенно незнакомой, да к тому же и ненормальной девушке. Но, промучившись неделю, он оказался-таки на пороге ее квартиры.
Сандрин закончила портрет, развернула мольберт к Вилле, а сама села на диван, поджала под себя ногу и отвернулась к окну, чуть прищурив зеленые глаза. Вилле же, застыв от удивления, рассматривал ее творение.
- Слушай, Сандрин… Я как в зеркало смотрю… Никогда в жизни не видел такого сходства… Сандрин, ты гений! Это же как черно-белая фотография, даже лучше! Неужели ты сама не хочешь получше его рассмотреть?
- Нет, не хочу. Я и так все знаю. Теперь у меня есть ты, так что другого я ничего и не ожидала.
- Сандрин, у тебя талант. Огромнейший талант.
- Я знаю.
- Да уж, скромницей тебя не назовешь. Но как? Как ты так можешь?
- Просто. Говорю же, у меня есть ты. И теперь все просто.
- А можно… Можно я его заберу?
- Забери.
- Можно? Ты искала меня, по твоим словам, всю жизнь, нашла, нарисовала – и теперь с такой легкостью отдаешь мне свое творение?
- Ну так ты еще придешь.
- С чего ты взяла?
- Я знаю. Придешь, и не один раз. Только как ты объяснишь все это своей девушке? Она и так чувствует, что с тобой что-то не так.
- Ну, я скажу, что это работа уличного художника… Сандрин! Как ты узнала?
- Про девушку? Ты сам разговаривал с ней по телефону тогда. Это просто.
- Это-то просто, но как ты узнала, что она нервничает? Ты читала мои мысли?
- Ты здесь уже давно, она тебя ждет. Забирай портрет и иди к ней, иначе поссоритесь.
- Сандрин! И после этого ты утверждаешь, что ты обычный человек?! Сандрин, что происходит?!
Она отвернулась от окна и подняла на него лукавые зеленые глаза, улыбнулась.
- Ничего. Я просто пытаюсь тебе помочь с личной жизнью. А насчет твоих сомнений в моей обычности… Я ем, сплю, смеюсь, плачу, убираюсь в квартире, хожу в магазин, слушаю музыку. Я не имею никакого представления о том, как зовут твою девушку. Я просто слушаю тебя, когда ты говоришь. Вот и все. Вся моя необычность заключается лишь в умелых рисунках. Иди, Вилле. Иначе к твоим заботам о моих странностях прибавятся еще и заботы о примирении со своей девушкой. Пока, Вилле.
Она встала с дивана и вышла из комнаты.
- Эй, Сандрин, ты куда? А как же я?
Ее голос донесся откуда-то из глубины квартиры.
- Ну ты же знаешь, где выход.
На следующее утро он вновь пришел к ее квартире. Она опять не открывала. Он простоял около плотно закрытой двери достаточное долгое время и ушел ни с чем. Решил воспользоваться появившимся свободным временем и зашел в небольшой бар. Он заказал себе пива, закурил. Только вот… Что-то было не так. Пиво слишком горькое, сигарета какая-то странная… Вилле бегал глазами по всему бару и никак не мог на чем-то остановиться или сосредоточиться. Такое ощущение, как будто он что-то забыл, но не может вспомнить, что именно. Чего-то хочется, чего-то не хватает, но вот чего? Он выпустил колечко серого дыма. Какое-то противное чувство неприкаянности и собственной непригодности. Ощущение, что где-то в мире есть одно-единственное место, предназначенное для него одного, но он не имеет никакого понятия, где оно. Вилле еще немного поерзал на стуле, расплатился и вышел.
Ярко светило летнее солнце и слепило глаза. Деревья шелестели от легкого ветра. Он закурил еще одну сигарету, глубоко затянулся. Пустота внутри разрасталась все быстрее, проглатывая своей чернотой все вокруг и сжимая сердце в ледяных объятиях. Вилле еще раз затянулся и направился на поиски. Он сам не знал, чего он ищет, но явственно ощущал, что если найдет, то его отпустит эта колючая пустота.
Он обошел пешком полгорода, куря сигареты одну за другой и безуспешно пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. В кафе через дорогу… Белое платье, темные кудряшки покачиваются на ветру… Вилле как на автопилоте перешел проезжую часть и подошел к девушке за столиком. Она читала, но, почувствовав его позади себя, обернулась. Зеленые глаза осмотрели его с головы до ног и улыбнулись ему вместе с губами.
- Привет!
Это была Сандрин. Увидев ее улыбку, Вилле внезапно понял, что именно ее он искал по всему городу, именно ее ему не хватало там, в баре. И именно она своими зелеными глазами осветила и заполнила липкую пустоту в его сердце.
- Привет.
- Садись ко мне. Хочешь?
Оно опять улыбнулась и протянула ему свой стакан сока. Он сел, взял стакан и залпом выпил содержимое. Сандрин, наблюдая за ним, заказала официанту еще два стакана.
- Ты чего такой?
- Какой?
- Не знаю… Потерянный какой-то. Искал кого-то?
- Искал. Тебя. Я пришел, а тебя нет. И пошел тебя искать. Я весь город обошел, а ты сидишь тут и пьешь сок. Ты же знала, что я приду?
- Знала.
- Почему же ушла?
- Просто так.
Она глотнула сок, посмотрела на него хитрыми глазами и облизнулась. Он облизнулся в ответ. Она улыбнулась и опустила глаза на стакан.
- Это нечестно. Я с ног сбился, пока искал тебя.
- А я очень мило посидела в кафе.
- Тебе нравится надо мной издеваться?
- Нет. Я просто вышла погулять.
Она опять взглянула на него и убрала с лица темную прядь волос.
- Слушай, Сандрин… Я тебя нашел и мне вдруг стало… Знаешь, так хорошо…
- Хорошо.
Она расплатилась с подошедшим официантом и вышла из-за столика.
- Эй, куда ты?
- Куда-нибудь. Я же сказала, что гуляю.
- А… А я?
- Что – ты?
- Ну… Можно… Ну, можно я с тобой… Погуляю?
- Можно.
Она улыбнулась, взяла свою книжку и пошла прочь. Он выпрыгнул из-за столика и поспешил за ней.
- Ну, Сандрин, подожди меня.
- А я знала, что ты будешь меня искать.
- Да ну? Откуда?
- Просто… Вилле… Эта часть моего тела не предназначена для того, чтобы ты за нее держался. Вилле, руку убрал!
- А разве тебе неприятно?
- Я сказала, убрал руку.
- А если я не уберу?
- А если не уберешь… И не надо так похабно улыбаться! Если не уберешь, то я больше тебя к себе не впущу.
- Но от этого не я один пострадаю.
- В таком случае пойдем на компромисс. Убери!
- Ладно, убрал, хорошо.
- Спасибо.
- У тебя сегодня хорошее настроение?
- С чего ты взял?
- Ты обычно не такая улыбчивая.
- Ты не знаешь, какая я обычно. Ты видел меня два раза.
- Знаешь, Сандрин… У меня такое чувство, что меня тянет к тебе, как магнитом.
- Я знаю.
- Все ты знаешь. Откуда ты такая… Необыкновенная…
- Я вовсе не такая необыкновенная, Вилле.
Сандрин остановилась и села на лавку. Вилле сел рядом.
- Знаешь, мне нравится тебе позировать.
- Я знаю.
Она зажмурила глаза и подставила лицо теплому солнцу. Легкий ветерок шевелил ее платье и волосы. Вилле облизнул пересохшие губы и осторожно наклонился к ней.
- Не надо.
- Откуда ты узнала? У тебя же закрыты глаза! Сандрин?
Она, не шевелясь и не открывая глаз, нежилась на солнце, не обращая на Вилле никакого внимания. Он разглядывал ее красивое лицо. Какая она странная… Живет сама по себе, не впуская никого в свой личный мир. Выбирает место жительства, основываясь на отрывочных школьных воспоминаниях. Пишет свои картины в абсолютно белой комнате. Она так близко, но, стоит только протянуть руку, и она растворится, не обращая ни на кого никакого внимания. Это была первая девушка, которая не проявляла к Вилле никакого интереса, помимо чисто профессионального. Да и относится она к нему не более, чем как к натурщику, долгожданной вещи, которую она, наконец, обрела. И ничего личного. И вообще никакого. Она – сама по себе. Отдельно от всех. И все знает. Откуда? Просто. Ее любимое выражение. Просто – и все. Просто так. И его тянет к ней. И если ее нет рядом, сердце наполняет черная, жадная, липкая, всепоглощающая пустота. И никакая Сюзанна не может ее заполнить. Только она. Странная француженка с зелеными глазами и сама-по-себешным положением в этом мире.
Сандрин открыла глаза, осмотрелась в поисках своей книжки, встала и двинулась в сторону от лавки. Вилле вскочил и ринулся за ней.
- Эй, Сандрин! Подожди! Ты так неожиданно уходишь. Куда ты?
- Домой.
- Как домой? Как это?
- Обычно. Я погуляла и иду домой.
- Погоди-ка, а я?
- Ты – что?
- А я как? Можно мне тоже к тебе домой?
- Нет.
- Но почему?
- Просто.
- Опять просто. Все что я от тебя слышу – это знаю и просто.
-Сандрин, ты всегда такая…
- Да.
- Ты даже не дослушала меня. Опять знаешь, что я хотел сказать? Да?
- Да.
Она окинула его глазами и невозмутимо продолжила свой путь. Вилле, не зная, что на это ответить, молча шел рядом. Внезапно он увидел… Да, это она. Темненькая девушка с длинными волосами. Только вот что она здесь делает? Им навстречу шла Сюзанна. Еще издали увидев, что Вилле не один, она нахмурилась и помрачнела.
- Сюзанна! Привет, милая, я скучал…
Он обнял ее и поцеловал, обеспокоено взглянув на Сандрин. Та, не удостоив его взглядом, мельком посмотрела на Сюзанну и молча прошла мимо, не приостановившись ни на мгновение. Ну конечно. Она шла домой, сама по себе и не обращая ни на кого внимания.
- Вильгельм, что это за девушка?
- Это? Ммм…
- Вы шли рядом, но она прошла мимо. Кто это?
- Я… Я не знаю. Просто девушка. Прохожая.
- Правда? А я уже строила план разборки. Я тебя люблю.
- Я тоже.
Сюзанна обвила руками его шею. Он поцеловал ее в волосы, следя взглядом за белым платьем, скрывшемся в толпе.
Он пришел через три дня. Постучал, как обычно. Ему ответил голос из глубины квартиры.
- Заходи, открыто.
Он толкнул дверь, вошел. Остановился в нерешительности.
- Сандрин?
- Закрой за собой. Дверь напротив.
Он щелкнул замком. В ее квартире гостиная начиналась не сразу после входа. Вместо нее был коридор с тремя дверями: напротив и по бокам. Одна из них – в глубине коридора, справа, вела в мастерскую. Он вошел во вторую – напротив.
Сандрин сидела в кресле, как обычно поджав под себя ногу, и пила что-то из большой кружки.
- Привет.
- Привет. Можешь ничего не говорить. Ты знала, что я приду, и каким-то своим образом определила, что это именно я.
- Да. И я знала, что ты это скажешь.
Законченный портрет она ему не отдала. Он ушел ни с чем, если не считать вновь обретенного успокоения.
- Слушай, Сандрин. Сколько раз я уже здесь был – и все хочу спросить: почему эта комната белая?
Они сидели вдвоем на белом диване и пили кофе из белых кружек.
- Потому что остальные цвета меня отвлекают, и я не могу сосредоточиться. А на белом глаза отдыхают.
- Честно говоря, я сначала думал, что у тебя вся квартира такая… Белая. Но у тебя очень уютная гостиная. И вполне цветная.
- Спасибо.
- Когда я увидел твою гостиную, я подумал, что ты не совсем ненормальная.
- Вилле, тебе пора идти.
За белыми занавесками мерцали звезды, моргая на черном небе.
- Что?
- Если твоей девушки нет дома, это не означает, что ты можешь сколько угодно сидеть здесь.
- А… С чего ты взяла, что ее нет.
- Вилле, если ты хочешь считать тебя приличным человеком, то иногда нужно посматривать на часы.
- Опять читаешь мои мысли? С чего ты взяла, что ее нет?
- Нет. Обычно ты уходишь раньше и говоришь, что она волнуется. А сегодня – нет. Вот и все.
- Ага… Значит, ты меня выгоняешь?
- Нет. Хочешь – оставайся.
Она встала, поправила штаны, взяла свою кружку и направилась к выходу.
- Оставаться? Погоди, Сандрин, а ты?
- А я займусь своими делами.
- Своими делами? А я буду сидеть здесь один?
- Если ты найдешь в этой квартире еще кого-нибудь, то посиди с ним.
Последние слова донеслись до него издалека. Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь. Вилле взглянул на свой остывший кофе, усмехнулся. Погасил в мастерской свет и вышел из ее квартиры.
Она отперла дверь. На пороге стояли двое, висел один и полулежал еще один. Сандрин осмотрела их немного заспанными глазами. Полулежавший – пьяный, лохматый и очень сильно мятый. Двое других – один высоченный, с дредами и худой, как тросточка, второй пониже, лысый, с бородой в косичке и круглый – довольно прилично стояли на ногах. Между ними, держась только на честном слове, висел Вилле, лицом вниз, волосами туда же, в усмерть пьяный и делавший слабые попытки пошевелить головой. Сандрин не стала делать страшное лицо, орать, что уже 4 часа утра, или бить их. Она пропустила их в квартиру, включила свет и указала на диван в гостиной, куда и транспортировали Вилле. Круглый виновато уставился на нее.
- Добрый вечер.
- Добрый… Скорее, утро… Доброе утро…
- Что это?
- Это? Это Вилле… Вон там валяется – Мидж… Это вот Линде… А я Гас…
- Сандрин.
- Очень приятно… Видите ли, Сандрин… Он… Ммм… Неважно себя чувствовал, и мы… Ммм… Решили ему немножко помочь… Дома у него… Разъяренная девушка… Ммм… Вот… И мы… Добились от него вашего адреса… Нет, мы его можем… Обратно… на улицу…
- Не надо.
- Не надо… Ну, вам, может помочь? Как-нибудь…
- Спасибо. Я сама.
- Сами… Ну, хорошо… Мы… Ну, мы тогда…
- Да, конечно, идите.
- Хорошо… Извините нас… Эээ…
- Сандрин.
- Да, Сандрин… Извините нас…
- Все в порядке.
- Ну хорошо… А можно… Попросить у вас… Пару пакетов… Мы пока в такси… Мало ли что…
- Конечно, сейчас… Вот, возьмите.
- Все, спасибо… Спасибо вам огромное… Линде…
- А, да, спасибо… Сандрин…
- Все в порядке. Я провожу вас.
Она заперла за ними дверь, вернулась в гостиную. Вилле валялся на диване, одной ногой на полу, в бессознательном состоянии. Сандрин кое-как уложила его более или менее нормально, стянула с него ботинки, подложила под голову подушку и укрыла пледом. Выключила свет и пошла спать.
Он проснулся от чьего-то голоса. Громко. И в висках отдает эхом. С трудом разлепил глаза. Все как в тумане. Глазные яблоки как будто распухли и двигаются с ужасающей болью. Голова как коробка, наполненная стуком, болью и еще чем-то тяжелым. Даже поморщиться нет сил. Где он находится? Глаза двигаются, а картинка запаздывает. Подъезжает попозже. И в тумане все. Он немного поморгал глазами, с трудом осмотрелся. Как-то подозрительно чисто вокруг. И обстановка… Знакомая, но какая-то… Непривычная. И девушка напротив. Смотрит телевизор. Тоже вроде знакомая. Но тоже непривычная.
- Ммм… Ты… Не Сюзанна?
- Нет.
- Нет… А… Кто?
- Тебе дать тазик? Или сам доползешь?
- Сам…
- Нет, не сам. Тазик. Погоди минутку, не гадь. Я сейчас. Подожди, понял?
- Ага…
Встала, пошла куда-то. Как же ее? Вертится, вертится в опухшем мозге… На «С»… Или на «М»… Вернулась, тазик держит… Зачем он?
Сандрин присела, убрала с его лица взлохмаченные пряди волнистых волос и собрала сзади в хвост, не отпуская. Наклонила его лицо поближе к белому тазику. Он поморгал, подергал головой, попытался еще что-то пробубнить. Но потом весь содрогнулся, тяжело застонал, закашлялся. Его выворачивало наизнанку, каждый раз он судорожно дергался, а потом стонал и кашлял. Сандрин держала его волосы, нежно гладила по голове и по теплой шее, поддерживала за голову и следила за чистотой ковра.
- Все нормально, Вилле. Потерпи еще чуть-чуть, хороший, сейчас все закончится. Потерпи, хороший, потерпи еще немножко. Вот так… Молодец, Вилле, молодец…
Наконец, его перестало выворачивать. Он откинулся на подушку, тяжело дыша и постанывая. Сандрин вышла, держа на вытянутых руках тазик.
Как плохо… Но туман перед глазами рассеивается… голова вроде уже не такая тяжелая… Но картинка пока запаздывает. Вернулась опять… Ммм, красивая… Где ж он взял ее?
- Привет.
- Привет.
- Слушай… А кто ты?
- Сандрин.
- Сандрин…
Сандрин… Из воспаленного мозга выплыла картинка с белой комнатой… Сандрин-сама-по-себе. Ладно, уже легче… Сандрин…
- Тебе больше ничего не надо?
- Нет…
- Надо будет – скажешь.
Она опять села в кресло и обратила все свое внимание на телевизор. Вилле, уставившись в потолок, понемногу приходил в себя, тошнота отпускала, красный туман рассеивался, картинка набирала скорость и подъезжала почти вовремя. Но голова все равно тяжелая. Очень тяжелая, как будто налитая свинцом. А Сандрин все смотрит телевизор и не обращает на него внимание.
- Ммм, Сандрин?
- Да?
- А можно покурить?
- Нет.
- Нет? А почему?
- Потому что нет. Могу предложить только пиво.
- Пиво? Давай. А где ты его взяла? Его же не было?
- Теперь есть.
Сандрин слезла с кресла и опять ушла. Вернулась с двумя бутылками пива и стаканом с чем-то прозрачным. Села перед диваном на корточки.
- На, выпей.
- Что это?
- Просто выпей.
Он еще слабыми руками взял стакан и влил в себя содержимое. Поморщился.
- Что это за дрянь? Чем ты меня поишь?
- Бери пиво. Обе бутылки открыты.
- Сандрин. Чем ты меня напоила?
- Надо будет – скажешь.
Она взяла со стола пачку сухариков и, захрустев, опять расположилась у экрана, как обычно поджав под себя одну ногу. Она немного прищурила глаза и внимательно слушала какую-то передачу, время от времени опуская руку в пачку и похрустывая.
Вилле пил ледяное пиво и, к своему удивлению, чувствовал, что ему все лучше и лучше. То ли из-за пива, то ли из-за той отравы в стакане. Покурить бы. И умыться. Во рту – как в ветхой могиле. Он покашлял, пытаясь привлечь внимание Сандрин, но бесполезно – она и ухом не повела.
- Сандрин?
- Да?
- А где тут ванная у тебя?
Она оторвалась от телевизора и осмотрела его зелеными глазами, похрустывая сухариками.
- Пойдем, умоемся.
- Нет, я сам…
- Пиво на пол поставь.
Сандрин помогла ему встать, взяла за руку и повела в ванную, не спеша и следя, чтобы он ни во что не врезался. В ванной она неизвестно откуда достала новую зубную щетку, тщательно ее помыла, выдавила из тюбика зубную пасту.
- Распахивайся.
- Я сам!
- Наклонись, мне неудобно.
- Я сам!
- Сядь вот сюда, на ванну.
Вилле присел на краешек ванны и покорно раскрыл рот. Сандрин взяла его правой рукой за голову, а левой энергично заработала щеткой. Он начал плеваться пастой, но она невозмутимо и не обращая внимания на его выкрики, продолжала.
- Плюй в раковину.
- Ба…
- Раковина в другой стороне.
- Нанрин…
- Ну, плюй на себя.
- Не…
Он наклонился к раковине, ударившись лбом об кран, и энергично начал отфыркиваться. Сандрин набрала в ладони воду и поднесла к его губам. Он фыркнул прямо ей в руки и обрызгал пенной водой все свое лицо. Она забрала в хвост его лохмы, включила воду посильнее и ливанула ему в лицо.
- АААА!!! Она ледяная!!
- Наклонись, ты всю воду льешь на себя.
- Ледяная!!! Не в лицо же!!
- Хорошо.
Сандрин убрала руку от его лица, отодвинула кран и резко наклонила его голову под ледяной поток. Он заорал на всю квартиру, захлебываясь и булькая.
- АААААААА!!! САНДРИИИИИИИИН!!!
Она невозмутимо выключила воду, выжала его волосы, дала ему полотенце, стянула с него футболку и молча вышла, забрав ее с собой. Вилле, все еще ругаясь, судорожно вытерся и, стуча зубами, вернулся в гостиную, где Сандрин надевала босоножки.
- Эй, ты куда?
- Пиво в холодильнике.
Она взяла сумку, деньги и хлопнула дверью, щелкнув замком.
Сандрин вернулась с полными сумками еды, молча разложила все в холодильник, не обращая внимания на Вилле, приготовила еду, накрыла на стол. Взяла в левую руку ложку и принялась осматривать Вилле, уплетающего за обе щеки.
- Ты чего так смотришь?
- Просто. У тебя интересные татуировки.
- А, спасибо. У меня еще на ногах есть…
- Ты крошишь хлебом на стол.
- Извини. Сандрин, спасибо тебе огромное за все. Извини, что я был… В таком ужасном состоянии. Ты мне очень помогла. Спасибо.
- А что означает эта загогулина?
- Буква «С». Это мой подарок моей девушке на день рождения. Сандрин, ты слушаешь меня?
- Да.
- Правда, странно, что меня откачивала именно ты? Я думал, ты меня выкинешь, если что-то случится. А ты не выкинула. Спасибо тебе.
- А ты левую руку долго набивал?
- Сандрин!
- Долго?
- Три месяца. Сандрин, ты не слушаешь меня!
- Слушаю. Я всегда слушаю тебя, когда ты говоришь.
- И поэтому ты всегда все знаешь?
- Да.
Она взглянула ему прямо в глаза. Вилле показалось, что она заглянула в самую его душу.
- У меня такое чувство, что ты знаешь обо мне все.
- Нет.
- Разве? А, по-моему, знаешь.
- Я знаю только то, о чем ты сам говоришь.
Она встала, поставила свои тарелки в посудомоечную машину, положила на стул новую черную футболку, направилась к двери.
- Посуду убери в машинку.
- Ты опять хочешь сказать, что я знаю, где выход?
Она обернулась и опять посмотрела ему в глаза. Улыбнулась и вышла. Снова где-то в глубине квартиры хлопнула дверь.
- Слушай, Сандрин, сколько раз я уже здесь был?
- Много.
- А сколько времени я тебя уже знаю? Опять много?
- Убери волосы от лица.
Он сидел по-турецки на полу, боком к ней, без рубашки, в черных брюках. Сандрин вырисовывала его профиль, напевая какую-то песенку.
- Сандрин, а сколько тебе лет?
- Меньше, чем тебе.
- Ну а сколько?
- Отверни от меня лицо. Смотри прямо.
- Ну Сандрин! Мне 26.
- Ты отвернешься или нет?
- Слушай… Мы знакомы с тобой уже довольно давно, а я о тебе ничего не знаю. Совсем ничего. Ты прямо как секретный агент. Ну почему всегда так? Я говорю важные вещи, а ты или молчишь, или говоришь совсем о другом. Меня это всегда удивляло.
- Я знаю.
- Да я знаю, что ты знаешь. Слушай, а ты мне так нравишься…
- Сюзанна.
- Да знаю я, что Сюзанна. Но все равно. Сюзанна не Сюзанна… Ты мне в любом случае нравишься. Очень. Об этом ты тоже знаешь?
- Теперь знаю.
- Ну да. А я тебе нравлюсь?
- Может быть.
- В смысле? Ты сама еще не разобралась, или просто не хочешь говорить?
- А ты как думаешь?
- Думаю, второе.
- Ну вот.
- Ну Сандрин… Так нравлюсь? Ну хоть чуть-чуть?
- Я уже ответила.
- Ну да, как всегда. А можно, я тебя поцелую?
- Нет.
- А почему?
- Ты позируешь. Это занятие не предусматривает поцелуи.
- А потом? Когда ты закончишь?
- А я не закончу.
- В смысле?
- После этого портрета я захочу другой.
- Сандрин! Ну а в перерыве между портретами?
- Я подумаю.
- А я надеялся, что хоть сейчас добьюсь от тебя какого-нибудь ответа. Но ты никогда не ответишь, если сама этого не захочешь, да?
- Нет. Я же отвечала.
- Сандрин!!
Ветерок врывается в открытую форточку и слегка колышет задернутые занавески. Тишину ночи нарушает стук, частый и громкий. Сандрин открыла глаза. Стучали в дверь. Настойчиво, как будто панически.
Она открыла. На пороге стоял Вилле. Бледный, запыхавшийся, глаза какие-то странные…
- Привет. Что случилось?
- Можно? Пожалуйста, Сандрин, позволь мне войти! Сандрин, пожалуйста!
Его голос дрожал и срывался, он сверлил ее глазами, тяжело дыша и умоляя.
- Пожалуйста! Можно?
Сандрин молча подвинулась и пропустила его, закрыла дверь, включила в коридоре свет. Взяла его за руку и повела в гостиную. Там Вилле внезапно остановился. Его голос сорвался на шепот, переходящий в сдавленный стон.
- Сандрин… Что мне теперь делать…
Он повалился на колени, закрыл руками лицо. Его всего передернуло, из горла вырвались хриплые звуки, похожие на рыдания. Сандрин быстро присела рядом, обняла его, прижала к себе. Он обхватил ее руками, зарылся лицом куда-то между шеей и плечом. Его всего трясло от беззвучных рыданий, он судорожно цеплялся скрюченными пальцами за ее спину, сминая тонкую майку. Сандрин прижалась щекой к его макушке, поглаживая и укачивая, как маленького, зарываясь пальцами в его спутанные вьющиеся волосы.
- Тише, хороший, тише… Тише, тише, ты не один… Все будет нормально, милый… Я помогу тебе, мой хороший… Мой любимый… Мой Вилле… Тише, любимый, тише… Тише…
Он что-то сдавленно хрипел ей в шею, вонзая пальцы с короткими ногтями ей в спину. Его перетряхивало, он бился в судорогах, и ее трясло вместе с ним. Она нежно прикасалась губами к его волосам, виску, щеке, гладила по голове, по трясущимся плечам и спине. И укачивала, укачивала, ласково шепча ему на ухо:
- Мой любимый, мой хороший… Все пройдет, милый, все пройдет… поплачь… Поплачь, если хочешь, станет легче… Слышишь, милый? Поплачь, мой хороший, боль уйдет… Ты рядом со мной… Я помогу тебе, любимый… Боль пройдет… Все будет хорошо…
Он что-то говорил ей в шею, сминая майку на ее спине, сжимая руки в кулаки и снова разжимая.
- Как… Как? Как… Она… Нет…
Он сдавленно вскрикнул, крик перешел в судорожный стон. Он задевал губами ее кожу, крепко сжимал веки. Он опять что-то сказал, из его глаз хлынули слезы. Теперь он рыдал в голос, цепляясь за ее спину.
- Ну вот… Молодец, милый… плачь, любимый, плачь… Не бойся хороший, плачь… Ты со мной… и все будет хорошо… Хорошо…
Его слезы намочили все ее плечо, блестели на его лице. Он плакал, плакал, роняя соленые горячие волосы, насквозь пропитывая ее майку на груди. Она продолжала его укачивать, целовать его волосы, зарываясь в них рукой, нежно гладить теплую шею, лохматую голову, трясущиеся плечи. Его пальцы почти разрывали майку на спине, комкая ее и сжимая.
- За что… За что она так… Почему, за что…
- Шшш… Тише, тише… Плачь, любимый, просто плачь… И не о чем не думай…
Они сидели на полу в темной гостиной. Он судорожно сжимал ее тоненькую фигурку, выплакивая ей в плечо всю боль, всю горечь, все страдания, накопившиеся в его сердце. Именно это изящное, тоненькое плечо было для него единственным утешением, именно эта хрупкая девушка, едва достигающая его собственного плеча, могла уничтожить эту боль, свести на нет эти страдания, раздирающие его изнутри. Именно в ней он нуждался, к ней пришел посреди ночи, ища поддержки. Не к друзьям, а именно к ней. Словно чувствуя, что на этот раз она перестанет быть сама по себе, что она высушит его слезы и вылечит его сердце, он пришел именно к ней.
Слезы все еще лились из его глаз, но тело перестало сводить судорогами, рыдания понемногу утихали, скрюченные пальцы больше не впивались в ее спину. Сандрин все укачивала его, гладила нежными руками, ласково нашептывала ему что-то, прикасаясь губами к промокшим волосам и влажной щеке. Он стал дышать ровнее, плечи больше не дергались. Он крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее мокрую от слез шею, все спокойнее выдыхая горячие струйки воздуха, шевелившие ее волосы.
- Ох, Сандрин…
- Все, милый, все… все… Все прошло… Все, любимый, все кончилось… все кончилось… Мой любимый…
Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее, прижавшись головой к ее нежной груди. Он слушал мерный стук ее сердца и медленно водил руками по ее спине. Она ни о чем его не спрашивала, ни до чего не допытывалась. Она просто была рядом и просто молчала. Накручивая на палец влажные пряди его волос, гладя его по спине, ласково укачивала, как маленького ребенка. Она просто была рядом, обнимала его и шептала нежные слова утешения.
- Сандрин, за что она так со мной? Именно сегодня… Я спешил к ней… Я так хотел ее увидеть… Я даже купил ей цветы… Я вообще не люблю… Но ей всегда нравилось, и я вот… Красные… Я пришел к ней…
Он пришел к ней с букетом красных роз. Почему-то именно сегодня он особенно соскучился по Сюзане. Но, войдя в квартиру, он сразу почувствовал, что что-то не так. На окнах не было занавесок, на полу стояли чемоданы, а сама Сюзанна с напряженным лицом сидела в кресле. Она взглянула на розы и как-то странно улыбнулась. Она что-то начала говорить ему, он задавал вопросы. Они говорили все громче и громче, все перешло в перебранку, потом в скандал. Они орали друг на друга, орали до хрипоты в горле. Потом Сюзанна что-то сказала, и Вилле замолчал. Она продолжала кричать на него, сыпать оскорблениями и обвинениями. Она плевала словами ему в лицо, ее голос становился все тише, слова – все более ядовитыми и презрительными. Последние, самые ранящие, самые болезненные, фразы она кинула ему на ходу. Потом Сюзанна подхватила чемодан и вышла, хлопнув дверью. Вилле, словно окаменев, стоял посреди комнаты, уставив невидящий взгляд куда-то в стену. В висках стучали ее слова, пробивая мозг насквозь, парализуя все чувства, затягивая пеленой отчаяния остановившиеся глаза. Вилле, не слыша и не видя ничего вокруг, нашел где-то пузырек с ее снотворными и высыпал в руку целую горсть. Маленькие беленькие кружочки. Строгая рекомендация в инструкции: «не больше 2-х в сутки». А потом – просто сон. Без Сюзанны, без скандалов, без проблем… Он опять посмотрел на горсть таблеток в своей руке. Потом резко отшвырнул из от себя, словно испугавшись. И вышел, не одеваясь, вышел в ночь, стремясь к последнему, что у него осталось, последнему и, наверное, самому дорогому.
- Я смотрел на эти таблетки… И я думал… Ведь у меня есть ты… А стоит ли… Ведь ты… И… Мне совсем некуда было идти… И не к кому… Только к тебе…
Он говорил, прижавшись к ее груди и слушая успокаивающий стук ее сердца. Ее мягкие пальцы нежно зарывались ему в волосы и гладили по голове.
- Ты правильно сделал, что пришел. Правильно, хороший. Я же говорила, все пройдет. И прошло.
- Прошло… Ты слушала, когда я говорил?
- Конечно.
- И ты все знаешь? Все то, о чем я хочу тебе сказать?
- Хочешь воды?
- Опять ты становишься сама по себе.
Она глубоко вздохнула и поцеловала его в макушку.
- Нет. Не становлюсь. Посидишь? Я принесу тебе попить. Ты еще не совсем успокоился. Посидишь? Я быстро.
Она осторожно отстранилась. Вилле разжал руки и отпустил ее. Она вернулась с полным стаканом холодной воды. Присела рядом с ним.
- Сандрин… Ведь убить себя очень легко… Гораздо сложнее этого не сделать… Особенно если кажется, что нет другого выхода… Да?
- Да. И очень важно вовремя остановиться. Как это сделал ты. Держи. Выпей, станет легче. Это обычная вода. Выпей, хороший.
Он взял стакан подрагивающей рукой и выпил. Обнял ее и уткнулся лицом в ее шею.
- Если бы не было тебя… Я бы не смог… Правда. Ты знала?
Она усмехнулась и опять зарылась пальцами в его волосы.
- Теперь знаю.
- Сандрин… можно… Я поцелую тебя? Один раз?
- Можно…
Он поднял голову, потерся влажной щекой о ее щеку. Потом обнял ее и поцеловал. Ему не нужна была никакая Сюзанна, никакие таблетки. Ему нужна вот она – хрупкая тоненькая француженка, которая видела его во сне, рисовала в абсолютно белой комнате, все на свете знала, не обращала ни на кого внимания и не отвечала на вопросы. Которая лечила его от похмелья и успокаивала его израненную душу. Она нужна ему, нужна сейчас и была нужна всегда. Вилле упивался поцелуем, таким желанным и долгожданным и так внезапно ему подаренным. Но Сандрин отстранилась.
- Не надо, Вилле. Не нужно сейчас совершать то, в чем потом можешь разочароваться.
- Какое разочарование? Сандрин, ведь ты… Ты нужна мне. И я нужен тебе, я это чувствую. Не в качестве натурщика, а просто… Просто нужен. Неужели я не прав? Сандрин? Ты любишь меня, Сандрин, я слышал как ты говорила мне об этом. Твои слова проникали в мою душу, а такого просто так не сделаешь. Сандрин, я был полным дураком. Я пытался лишить себя жизни из-за Сюзанны… Но ведь я забыл о самом главном – о тебе. Мне не нужна Сюзанна, хоть я бился тут из-за нее. Но я хочу жить только для тебя, ведь для тебя стоит жить. Ты нужна мне. И я тебе нужен. Неужели ты опять ответишь мне нет?
- Нет… Нет, не отвечу. Просто иногда бывает, что ты видишь все не совсем так, как это есть на самом деле. Поверь мне, Вилле. Просто поверь. Я обещаю тебе, что если я окажусь не права, то я сделаю все так, как ты захочешь. Но пока – просто поверь мне. Поверь мне, любимый, и сделай так, как хочу я.
Она убрала влажные пряди с его лица и улыбнулась.
Глубоко-глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза. В комнате было темно, но Вилле снова почувствовал, что ее глаза проникают в самую глубину его сердца. Сандрин встала с пола и включила свет.
- Знаешь, Сандрин… Мне понравилось, как ты называла меня любимым.
- Я знаю.
- Сама по себе, да, Сандрин?
- Да.
Он облизнулся. Она облизнулась в ответ и улыбнулась. Ему не оставалось ничего, кроме как просто подняться с пола.
Он летел со всех ног. Только что вернувшись, он ринулся к ней, чтобы опять увидеть ее лицо, заглянуть в зеленые глаза и почувствовать ее руки на своих плечах. Он почти бегом добежал до ее дома, поднялся на этаж, постучал в дверь. Вилле почти прыгал от нетерпения и ждал, когда откроется дверь, и она скажет ему свое обычное «привет». Дверь открылась… Слова застряли у него в горле. На него смотрела женщина в очках и рыжиной в волосах.
- Добрый день.
- Добрый… А… Где Сандрин?
- Что? О ком вы говорите?
Вилле ошарашенно смотрел на женщину. Может, он перепутал квартиры, ошибся этажом? Нет, все верно. Но… Как же так, такого не может быть.
- Я… Сандрин… Ну, такая темненькая, кудрявая… Она жила здесь.
- Ах, теперь я поняла. Видите ли, эта девушка съехала.
- Что?! Съехала?! Куда?!
- Я даже не знаю. Она продала нам квартиру и съехала.
- Продала… Но она всего неделю назад была здесь!
- Ничем не могу вам помочь, извините.
Вилле сглотнул комок, застрявший в горле. Как она могла… неужели она просто убежала от него… Он уже повернулся, чтобы уйти, но женщина окликнула его.
- Хотя нет, подождите. Как вас зовут?
- Вильгельм.
- Да? Значит, это не вы. Она говорила о каком-то молодом человеке с большой татуировкой по имени Вилле.
- Да-да, она называла меня так. Что? Что она сказала вам?
- Она просто попросила вам передать вот это.
Женщина протянула ему черный тубус.
- А она… Говорила что-нибудь? Обо мне говорила?
- Нет. Она только попросила меня передать это молодому человеку с большой татуировкой по имени Вилле. Сказала, что он будет ее искать.
- А куда она уехала? Во Францию? Куда?
- Говорю же вам, я не знаю. Только тубус – и все.
- Тубус… А никакой записки?
- Нет. Ничего. Только тубус. Все.
- Все… Хорошо… Спасибо. Извините.
Вилле шел по улице, сжимая в руках черный тубус. Он проснулся в ее квартире неделю назад, позавтракал и уехал на следующий день. В последний момент в аэропорту он увидел за стеклом ее белое платье и темную кудрявую голову. Она пришла с ним попрощаться. Последний раз. Она и здесь себе не изменила: пришла, когда ей самой вздумалось. И исчезла, как обычно невозмутимо, никого не предупредив. Исчезла из его жизни так же внезапно, как и появилась. Глупо надеяться на звонок или на что-то еще. Она – сама по себе.
Он сел на лавку и открутил крышку тубуса. Внутри лежал свернутый в трубочку лист бумаги. Вилле развернул его и увидел… ее лицо, совсем живое, даже лучше, чем на черно-белой фотографии. Смотрит на него лукавыми глазами с загадочной полуулыбкой. И глаза улыбаются. Автопортрет, который она отказывалась ему показывать.
Вот как она решила. Она ворвалась в его жизнь, запечатлела его на паре десятков портретов и опять умчалась, оставив ему себя, чтобы заполнять черную леденящую пустоту в душе. Но она оказалась права. Вкус потери очень горек, но выносим. Действительно, все не совсем так, как казалось той ночью. И она об этом знала. Как всегда. Она помогла ему перевернуть чистый лист и, зная, что теперь он сможет и без нее, просто исчезла. Не зря судьба бросила их в объятия друг друга. Она избавилась от постоянных поисков, а он стоит на пороге новой жизни. Она выполнила свою миссию, а он свою. Он не знал, почему она не осталась после этого, но чувствовал, что знала она. И верил ей. Где она сейчас? Вернулась домой? Или уехала в другую страну, ориентируясь исключительно на детские воспоминания? Он об этом никогда не узнает. Почему? Просто. Просто он это знает. Как знала она. Она не изменила себе. Она – сама по себе. Отдельно от всех.
Вилле перевернул лист. Ровным почерком там было написано: «Поверь мне, любимый. Просто поверь. Я знаю. Сандрин».
